Честно признаться, так стыдно мне ещё никогда не было.
– Я… я испугалась. За честь семьи, за наше будущее. – Слова давались непросто, но нужно было что-то говорить. Пытаться хоть как-то объяснить свой отчаянный порыв.
– Но как ты себе это представляешь? Думаешь, сможешь учиться вместо него? Это же… Это безумие!
Я горько усмехнулась:
– Когда шла сюда, была уверена, что брат скоро объявится. Нагуляется, спохватится и бросится в Кальдерок. А потом узнала о его прощальном письме, но уходить из академии уже было поздно. Да я и не знала как. Всё закрутилось, и меня затянуло в водоворот событий.
В комнату вернулась тишина, мрачная и давящая. Я всё ждала, что Торнвил сорвётся с места и помчится рассказывать о девице, нагло втершейся к нему в доверие, но он продолжал сидеть на постели: взлохмаченный, сбитый с толку, растерянный.
– И что ты теперь собираешься делать? Зная, что Риф не вернётся.
Пожала плечами, неуверенно ответила:
– Постараюсь дожить до пятницы, когда можно будет уйти из академии, а дальше… Если ты, конечно, раньше не раскроешь меня перед преподавателями.
Торнвил нахмурился и, наверное, впервые в жизни в мягких чертах его лица появились резкость и упрямство, сделав его чуть больше похожим на мужчину и чуть меньше на красивого, золотоволосого парня.
– Не раскрою. Не подумай, я считаю и продолжу считать, что ты поступила неразумно. Не сейчас, а тогда. Когда не отреклась от дара. Теперь же тобой двигало желание защитить семью, и это я могу понять.
– Спасибо, – растроганно прошептала я и опустила взгляд, ощутив слёзы в глазах.
– Тебе действительно будет лучше дотерпеть до пятницы и уйти, – с самым серьёзным видом проговорил кадет. – Пусть лучше имя Ноэро покроется позором, чем ты лишишься жизни.
С его словами было сложно поспорить. Мне действительно здесь не место. Два дня мне просто фантастически везло, но сколько продлится это везение? Рано или поздно я себя выдам, тем более что учиться и поддерживать иллюзию невыносимо сложно.
Словно заглянув в мои мысли, Бриан сказал со слабой улыбкой:
– Жаль, что столь могущественный дар достался девочке. То, как ты удерживала иллюзию, особенно во время тренировок, просто поразительно!
– Сочту за комплимент, хоть и сомнительный, – буркнула я, немного задетая его словами. Теми, что про девчонку.
Бриан это понял и поспешил извиниться:
– Я не то имел в виду. Ты очень талантлива, Лайра. И при других обстоятельствах я был бы рад быть с тобой в одном отряде.
Мы обменялись улыбками и грустными взглядами, а потом кадет поинтересовался:
– Как тебе удалось попасть в академию без метки?
– Чистое везение. Я так до сих пор и не узнала, что она из себя представляет.
Закатав рукав рубахи, Бриан продемонстрировал мне запястье, на котором, стоило коснуться кожи, обозначилась серебристая вязь: несколько нахлёстывающихся друг на друга символов древнего адарийского языка, который испокон веков в своих заклинаниях использовали чаровики.
– Ещё один повод для тебя исчезнуть.
Тяжело вздохнув, кивнула и поднялась на ноги, собираясь перебраться к себе на кровать. Уснуть теперь вряд ли усну, но это не повод не давать соседу спать. Поднимаясь, упёрлась в постель ладонью и поморщилась от боли, прорезавшей руку.
Бриан это заметил, спросил встревоженно:
– Что случилось?
Я показала ему обожжённые ладони, которые теперь выглядели ещё хуже, чем раньше: вся кожа покрылась волдырями.
– Боюсь идти к животворцам, чтобы себя не выдать, – объяснила и тут же поспешила добавить: – Но ничего, скоро пройдёт.
– Ну да! – мрачно хмыкнул Торнвил. – Извини, Лайра, но твоя стойкость граничит с глупостью.
С этими словами, тоже для меня не самыми приятными, он поднялся. В два шага оказавшись возле стола, зажёг свечу и, пока я пыталась понять, что он собрался делать, поднёс руку к огню.
– Ты что творишь?!
Кадет поморщился от боли, но не ответил. И руку не отнял, продолжал стойко держать над жадно вонзившимся в кожу пламенем.
– Бриан!
– Скоро вернусь. – Перестав над собой издеваться, он как был в пижаме, так в ней и вышел.
Отсутствовал минут двадцать, а я не знала, что и думать. Ходила из угла в угол, нервно кусая губы. Не пошёл же, в самом деле, раскрывать меня перед ректором? Но тогда зачем жёг себе руку?
Вернулся Торнвил с перебинтованной ладонью и такой довольный, будто ему на грудь понавешали с десяток медалей.
– Вот, – сказал, протягивая мне баночку с желтоватой мазью. – Должно быстро помочь. По крайней мере, боль точно сразу пройдёт. Проверено на себе.
Скинув обувь, кадет забрался под одеяло, а я, не теряя времени, раскрыла заветную баночку и стала обрабатывать ожоги, чувствуя, как жжение притупляется.
А мне хочется улыбаться.
Несмотря на пессимистические прогнозы, что остаток ночи буду мучиться бессонницей, уснула я быстро и до самого утра спала как убитая, а проснувшись, почувствовала себя на удивление бодрой.
Сил было столько, что на иллюзию ушла от силы минута. Пока Бриан умывался, а Эшвар, расхаживая по комнате, предавался своему любимому занятию – читал мне нотации, я успела одеться и обработать ладони чудо-средством.