Шибуми

В конце обеда подали мороженое, фрукты, различные засахаренные сладости — но никаких коньяков или аперитивов, — после чего мадемуазель Пинар удалилась, предоставляя мужчинам возможность поговорить о своих делах.

Де Ландэ слез со стула и направился к камину; два раза по пути он останавливался, чтобы передохнуть; наконец он уселся поближе к огню на низеньком кресле; ноги его тем не менее не доставали до пола, и ему пришлось вытянуть их перед собой.

— Для меня все стулья — chaises longues[35], друг мой, — засмеялся он, усевшись. — Ладно, так что же я могу для тебя сделать?

— Мне нужна помощь.

— Ну еще бы! Какими бы хорошими друзьями мы ни были, думаю, ты никогда не приплыл бы ко мне на лодке глухой ночью только ради того, чтобы вкусить от ужина, далеко не отдав ему должного. Ты знаешь, что я уже несколько лет не занимаюсь сбором информации, но у меня кое-что осталось от старых времен, так что я помогу тебе, если только это окажется в моих силах.

— Должен сказать тебе, что они забрали мои деньги. Я не смогу заплатить тебе тотчас же. Де Ландэ пренебрежительно отмахнулся:

— Я пришлю тебе счет из преисподней. Ты узнаешь его по обожженным краям. Это один человек или правительство?

— Правительство, Мне нужно попасть в Англию. Меня уже будут поджидать там. Дело это очень трудное, так что мои аргументы против них должны быть чрезвычайно серьезными.

Де Ландэ вздохнул.

— Ах, боже мой! Если бы только это была Америка! У меня есть против них кое-что такое, что заставило бы даже Статую Свободы лечь на спину и раздвинуть ноги! Но Англия? Ничего особенного. Так, отдельные обрывки. Некоторые, правда, довольно-таки грязные, но ничего по-настоящему значительного.

— А что у тебя там?

— О, как обычно. Гомосексуализм на иностранной службе…

— Это не новость.

— На этом уровне материал представляет интерес. К тому же у меня есть фотографии. Трудно найти что-либо более смешное и нелепое, чем те позы, которые принимает мужчина, занимающийся любовью. В особенности, если он уже не молод. Так, что же у меня там еще имеется? А… Парочка скандалов в королевском семействе. Обычные политические грешки. Убийство неугодных политиков. Прекращение расследования по делу об аварии с самолетом, которая стоила жизни… ну, ты помнишь.

Де Ландэ поднял глаза к потолку, припоминая, какие еще компрометирующие сведения есть у него в запасе.

— О, еще документы, свидетельствующие о том, что связь между арабами, с их нефтью и той выгодой, которую они получают от нее, и лондонским Сити гораздо более тесная, чем принято думать. Есть также целая куча всякой дряни на отдельных членов правительства — касающейся, в основном, финансовых и сексуальных извращений. Ты абсолютно уверен, что тебе не нужно ничего на Соединенные Штаты? У меня тут такое, что, если бы пустить это в ход, поднялся бы страшный трезвон. Это и продать-то почти невозможно. Слишком сильный заряд, чтобы его можно было как-нибудь использовать. Все равно что бить по яйцу кувалдой.

— Нет, это должно быть об англичанах. У меня нет времени действовать окольными путями, вызывая косвенное давление Вашингтона на Лондон.

— Хм-м-м. Знаешь что? А почему бы тебе не взять все сразу? Договоримся о целой серии публикаций, чтобы залпы следовали один за другим, скандал за скандалом, подрывая все те основы, на которых строится доверие общественности, — знаешь, как это бывает? Одного прутика, конечно, недостаточно, чтобы пройти через болото, но, если их много, можно настелить гать и тогда… Кто знает? Это лучшее, что я могу тебе предложить.

— Да, пожалуй, твой план верен. Все, как обычно? Я беру с собой фотокопии, Мы запускаем в действие систему «отпущенной кнопки». Первые публикации — в немецких журналах?

— До сих пор это срабатывало. Так ты уверен, что не хочешь заняться бронзовой плевой Статуи Свободы?

— Мне просто в голову не приходит, что бы я мог с ней сделать?

— Ну, немного пальпировать, в худшем случае. Ладно… Ты останешься с нами до утра?

— Если мне будет позволено. Завтра в полдень я вылетаю из Биаррица, а до этого мне лучше не высовываться. Местные власти готовят мне сюрприз.