После кровавой бойни в Римском международном аэропорту она каким-то образом сумела проделать весь этот путь из Италии до кафе в маленьком баскском городке, известном своими базарами. Мысли ее путались, она была потрясена случившимся и все же сумела пересечь пространство в полторы тысячи километров менее чем за девять часов. Но теперь, когда до цели оставалось всего ничего, Ханна чувствовала, что последние силы покидают ее. Их запас был исчерпан до дна; ей казалось, что именно теперь, в последний момент, она вдруг может погибнуть из-за какой-нибудь нелепой случайности, хотя бы даже по прихоти этого бездельника – хозяина кафе.
Увидев, как ее товарищи падают под пулями, Ханна почувствовала невыразимый ужас; она застыла на месте, не в силах пошевелиться, не веря своим глазам, а люди бежали мимо, натыкались на нее, толкали. И вновь загрохотали выстрелы. Отчаянные вопли донеслись с той стороны, где многочисленное итальянское семейство поджидало своего родственника, прибывшего этим же рейсом. Наконец всеобщая паника подхватила и ее; как слепая, Ханна двинулась вперед, к выходу из зала, за которым сияло солнце, к свету. Она хватала воздух ртом, пила его частыми короткими глотками. Мимо пробежал полицейский. Ханна приказала себе двигаться дальше – останавливаться ни в коем случае нельзя. Неожиданно девушка ощутила, как болят все ее мышцы, как они напряжены в ожидании пули. Она миновала старика с белой бородкой клинышком, сидевшего на полу, похожего на заигравшегося ребенка. Раны не было видно, но лужа темной крови под стариком расплывалась все шире. Он поднял глаза и вопросительно взглянул на нее.
– Простите. Мне очень жаль. Мне в самом деле очень жаль, – тупо пробормотала Ханна.
Стюардесса напомнила Ханне, что нужно поднять спинку сиденья.
– Да, да. Простите.
Минутой позже, возвращаясь с другого конца самолета, та же стюардесса вежливо попросила Ханну пристегнуть ремни.
– Что? Ах, да! Простите.
Самолет окунулся в пелену облаков, затем вырвался из нее в сияющую, просторную, необъятную голубизну. Мерный гул двигателей, подрагивание фюзеляжа. Дрожь прошла и по телу Ханны, она почувствовала себя беззащитной, одинокой маленькой девочкой. Рядом с ней в кресле мужчина средних лет читал какой-то журнал. Время от времени глаза его отрывались от страницы и быстро скользили по ее загорелым ногам под шортами цвета хаки. Почувствовав его взгляд, девушка застегнула одну из двух расстегнутых верхних пуговок на рубашке. Мужчина улыбнулся и кашлянул. Он, кажется, собирается заговорить с ней! Этот сукин сын хочет ее подцепить! Боже милосердный!
Внезапно ей сделалось дурно.
Хана добралась до тесной кабинки туалета, опустившись на колени, склонилась над унитазом, – и тут ее вырвало. Вернулась она бледная и ослабевшая, на коленях ее отпечатался рисунок керамических плиток пола, и стюардесса – внимательная и предупредительная девушка – стала обращаться с ней теперь с некоторой долей превосходства.
Подлетая к По, самолет слегка накренился на одно крыло, и Ханна, выглянув в иллюминатор, залюбовалась открывшимся перед ней видом Пиренеев; их острые, покрытые снегам вершины пронзали прозрачный ледяной воздух, напоминая бурное море, вздыбившееся белыми гребнями волн.
Где-то там, в горах, в области, населенной басками, живет Николай Хел. Только бы удалось добраться до него…
Выйдя из здания аэропорта и стоя под холодными лучами солнца Пиренеев, Ханна вдруг сообразила, что у нее совершенно нет денег. Все наличные боевиков находились у Аврима. Ей придется проситься на попутки, а она даже не знает маршрута. Ладно, можно положиться на водителей. Ханна была уверена, что ей не составит труда остановить машину. Когда девушка молода и хороша собой… да к тому же с неплохой грудью…