Шибуми

– Разумеется, – продолжал Даймонд, – мы не принимаем все сведения, полученные от русских, за чистую монету. Вот почему мы хотим дать вам возможность изложить свой вариант этой истории.

– Здесь нет никакой истории.

Штатский снова схватил его за плечо.

– Вы отрицаете, что вы познакомились с генералом Кисикавой во время войны?

– Нет.

– Вы отрицаете, что он является частью японского промышленно-милитаристского аппарата?

– Он был солдат.

Правильнее было бы сказать, что он был воин, но эти нюансы ничего не значили для американцев, с их торгашеским мышлением.

– Вы отрицаете вашу близость с ним? – не унимался штатский.

– Нет.

Майор Даймонд вновь перехватил нить допроса. По его тону и выражению лица было ясно, что он ни в чем не уверен и искренне пытается разобраться.

– Ваши документы были фальшивыми, не так ли, Николай?

– Да.

– Кто помог вам получить фальшивые документы?

Николай молчал.

Майор кивнул головой и улыбнулся.

– Понимаю. Вы не хотите впутывать в это дело друга. Это понятно. Ваша мать была русской, не правда ли?

– Русской подданной. В ней не было ни капли славянской крови.

Тут вмешался штатский:

– Так вы признаете, что ваша мать была коммунисткой?

Николай с горькой иронией подумал о том, что его матери даже в могиле не удалось избежать общей участи несчастных славян.

– Майор, в той степени, в какой моя мать вообще интересовалась политикой, – она чтила политические права Аттилы. – Николай еще раз повторил слово “Аттила”, неправильно, с ударением на последнем слоге, так, чтобы поняли американцы.

– Ясно, – сказал штатский. – И, я полагаю, вы будете также отрицать, что ваш отец был нацистом?

– Вполне мог быть. Насколько я знаю, он был достаточно глуп для этого. Впрочем, я никогда не видел его.

Даймонд кивнул.

– Таким образом, из всего, что вы сказали, Николай, следует, что наши обвинения по большей части верны.

Николай вздохнул и покачал головой. Два года он проработал с американцами, постоянно сталкиваясь с их мышлением, но не мог бы сказать, что понял эту упрямую склонность идти напролом, стараясь загнать факты в жесткие рамки удобных для них суждений.

– Если я вас правильно понял, майор, – а я, честно говоря, не особенно об этом забочусь, – вы обвиняете меня в том, что я в одно и то же время являюсь коммунистом и фашистом, близким другом генерала Кисикавы и его убийцей, а также японским милитаристом и советским шпионом. И вы, кажется, думаете, что это русские организовали убийство человека, которого они намеревались подвергнуть бесчестному судилищу, с тем, чтобы на весь мир раструбить о своем подвиге. Простите, майор, ваш здравый смысл не протестует против этих обвинений?

– Мы пытаемся вникнуть в каждую мелочь, распутать все незначительные узелки, – заметил майор.

– Неужели? Какое подвижничество!

Рука штатского больно впилась ему в плечо.

– Мы не нуждаемся в идиотских рассуждениях! Твои дела плохи, приятель! Эта страна находится в зоне военной оккупации, а ты вообще не являешься гражданином ни одного государства! Мы можем делать с тобой все, что нам только заблагорассудится, и ни одно консульство или посольство не станет вмешиваться, никто не встанет на твою защиту!

Майор покачал головой, и штатский, разжав руку, вновь отступил назад.

– Не думаю, что разговор в таком тоне может принести нам какую-либо пользу. Совершенно очевидно, что Николай не из тех, кого легко запугать.

Он осторожно улыбнулся уголком рта, почти не раздвигая губ.

– И все же мой помощник прав. Вы совершили серьезное преступление, которое карается смертью, Однако положение ваше не безвыходно. Вы можете оказать нам помощь в нашей борьбе против международного коммунизма. От вас потребуется только небольшое желание сотрудничать с нами, и дело легко обернется в вашу пользу.

Николай узнал этот тон. Как и все американцы, майор по натуре своей был торгашом; все для него имело свою цену, и достойными людьми он считал тех, кто умеет хорошо обстряпывать свои делишки, совершая выгодные сделки.

– Вы слушаете меня? – спросил Даймонд.

– Я вас слышу, – ответил Николай, вкладывая несколько иной смысл в свой ответ.

– Ну и? Вы согласны сотрудничать?

– То есть, вы имеете в виду, подписать признание?

– Это и еще кое-что. В признании ответственность за убийство возлагается на русских. Мы хотим также знать кое-что о людях, которые помогли вам проникнуть в “Сфинкс/FE”. И, кроме того, все о русских разведчиках, которые здесь действуют, и об их связях с не выявленными до сих пор японскими милитаристами.

– Майор! Русские не имеют к моим поступкам ни малейшего отношения. Поверьте, мне глубоко безразлична их политика и все, что они здесь предпринимают, точно так же, как и все то, что делаете вы. Вы – американцы и русские – всего лишь две, немногим отличающиеся друг от друга, формы одного и того же явления: деспотизма посредственности. У меня нет причин защищать русских.

– В таком случае, вы подпишете признание?

– Нет.

– Но вы ведь сами только что сказали…