Шифр Магдалины

Несмотря на быстроту экспресса, у Данфи вся ночь ушла на то, чтобы добраться до Цюриха. Во время двухчасовой остановки на Восточном вокзале в Париже Данфи купил в круглосуточном киоске телефонную карту и позвонил Максу Сетяеву в Прагу. После того как прозвучали пять или шесть гудков, сонный голос ответил:

— Алло?

— Genevieve, s'il vous plait.[35]

— Кого?

— Genevieve, — повторил Данфи, подумав вдруг, что Макс мог забыть об их договоренности или, хуже того, попытается втянуть его в дальнейшую беседу.

К великому облегчению Данфи, Макс пробормотал какое-то проклятие на незнакомом Джеку языке и резко бросил трубку, в точности так, как они и договаривались. Если телефон и прослушивался кем-то, докладывать о подобном разговоре не было никакого смысла.

Повесив трубку, Данфи обернулся и вновь, к своему удивлению, обнаружил того светловолосого парня, который плыл на пароме (возможно) и сидел в ресторане в Сен-Мало (совершенно определенно). Он расположился на деревянной скамье на расстоянии примерно двадцати ярдов от Джека и курил.

Каковы шансы того, что он действительно следит за ним? — задался вопросом Данфи. И каковы шансы того, что это просто совпадение? Шансы того, что два незнакомых человека сядут в один и тот же день на один и тот же паром, плывущий из Джерси, а затем возьмут билеты на один и тот же поезд до Парижа? Каковы шансы?..

Что ж, решил он, они довольно велики. Ведь мы имеем дело с общественным транспортом… И все же…

Из-за каких-то технических неполадок им пришлось простоять почти два часа на запасном пути неподалеку от Дижона. На протяжении всего времени ремонта Джек то впадал в дремоту, то просыпался, но стоило поезду тронуться, как он уснул таким крепким сном, что его можно было принять за кому. Когда подъезжали к швейцарской границе, вошел служащий таможни и попросил Данфи предъявить паспорт, однако увидев, что перед ним американец, отмахнулся.

К тому времени Джеку из-за простуды совсем стало не по себе. Ночью, где-то на полпути между Парижем и границей, у него подскочила температура и начался кашель. Он вдруг почувствовал себя жутко вымотанным, так, словно не спал несколько дней подряд.

Сойдя с поезда в Цюрихе, Данфи поспешил к ближайшему к Банхофштрассе выходу из вокзала.

Здесь ему все было знакомо. В Цюрихе Данфи бывал раз десять, и вокзал не обманул его ожиданий — огромное тусклое здание, казавшееся более значительным снаружи, чем изнутри, а сейчас к тому же наполненное холодным зимним воздухом. Чувствуя слабость от простуды и дрожа от холода, Данфи испытывал сильнейшее притяжение к залитым ярким светом вокзальным кафе, окна которых запотели от тепла внутри, а все вокруг было насыщено исходившими оттуда ароматами выпечки и кофе.

Пришлось подавить соблазн. Хотя белокурого нигде не было видно, Данфи прекрасно знал, что цюрихский вокзал — нечто вроде «игровой комнаты» для немецких наркоманов, голландских пьяниц, африканских воришек и вездесущего «Легиона отверженных»: хиппи, хайкеров, металлистов и всякого рода хулиганья. Оставаться здесь надолго с чемоданом, доверху набитым наличностью, было опасно.

Снаружи резкие порывы ветра разносили легкий снежок. В Цюрихе было гораздо холоднее, чем на Джерси или в Сен-Мало, и у Данфи озябли руки и ноги. Ничего не оставалось, как выйти на улицу и, подняв воротник и закутав им шею, идти по самой шикарной улице Швейцарии. Вскоре он оказался рядом с отделением банка «Швейцарский кредит» и десять минут спустя уже стоял в полном одиночестве в закрытом помещении и заталкивал пачки фунтов в темный стальной ящик, который арендовал за тридцать пять швейцарских франков в месяц.

Покончив с этим, Данфи вышел из банка и проследовал к «Цум шторхен», ощутив некоторое облегчение, хотя далеко не легкость. В дипломате он оставил пятьдесят тысяч фунтов, чтобы расплатиться с Максом, и некоторую сумму просто «на жизнь». А жить ему на эти деньги предстоит неизвестно сколько времени. Несмотря на всю полученную информацию, Джек пока не мог ответить на вопрос, за что убили Шидлофа и почему его собственная жизнь была фактически разрушена только из-за того, что помимо своей воли он очутился на периферии названного убийства. Ведь если подумать, единственным результатом его изысканий пока была его собственная жизненная катастрофа и смертельная опасность, нависшая над близкими ему людьми.

Нет, все-таки он был несправедлив к себе, слишком скромен. Ему ведь удалось ободрать как липку Бламона и прострелить колено Карри, что в принципе можно рассматривать как неплохое начало.