Шифропанки: свобода и будущее Интернета

ЭНДИ: После падения восточного блока канцлер ФРГ Гельмут Коль решил объединить Германию, и на переговорах по схеме 2+4 американцы поставили свои условия. Они сказали, что хотели бы и дальше контролировать немецкие телекоммуникации, следить за ними, а Коль думал, что это не важно, – он не понимал, что такое слежка за телекоммуникациями. Люди из его команды рассказали мне, что поведение канцлера очень их огорчало и в итоге они распечатали около 8000 страниц расшифровок его телефонных разговоров, записанных Штази, и привезли их в кабинет Коля на двух маленьких тележках. И он сказал: «Что это, черт подери, такое?» А они ответили: «Ваши разговоры по телефону за последние десять лет с разными людьми, включая ваших подружек, вашу жену, вашу секретаршу и т. д.». Тут-то Гельмут Коль и понял, что такое телекоммуникационный перехват. Так что да, досье тайной полиции помогают осознать, чем она занимается. Мы можем ратовать за обнародование всей информации, и, если устроить голосование, я не уверен, что буду против.

ДЖУЛИАН: Я не хочу долго об этом говорить – само собой, пока ты расследуешь преступления мафии, информация должна оставаться секретной. Есть обстоятельства, когда секретность может казаться оправданной. Я не говорю, что она оправданна как политика; я говорю, что политически секретность неизбежна. В ее пользу свидетельствуют политически убедительные аргументы типа «эти парни уже совершили убийство, теперь они замышляют еще одно», и не важно, что мы с вами думаем о легитимности перехвата информации, – так или иначе ее будут перехватывать. Эту политическую схватку не выиграть. Однако у тактической слежки есть преимущество – частично ее можно регулировать, чтобы она вредила наименьшему числу людей. Когда тактическая слежка используется в правоохранительных целях (в противовес разведке), она часто нужна для сбора доказательств. Доказательства в конце концов предъявляются суду, то есть информация обнародуется. Пусть не всегда, но какой-то надзор за такой слежкой есть. Тех, кто ее осуществляет, вызывают в качестве свидетелей, и можно расспросить их о том, как именно они собирали информацию и почему мы должны ей верить. Тут процесс подконтролен. А вот регулирование стратегического перехвата информации абсолютно абсурдно. Это по определению слежка за всеми и каждым, и о каком законе можно говорить, если мы с самого начала перехватываем всю доступную информацию?

ЖЕРЕМИ: Я слушал ваш спор о том, нужно ли обнародовать все собранные кем-то данные, и вспомнил о группе LulzSec, выложившей в Сеть 70 миллионов записей с сайта Sony – данные всех пользователей Sony, – с адресами, имейлами и паролями. Кажется, там были и номера кредитных карточек 70 миллионов человек. Как убежденный правозащитник, я думал: «Вау, что-то здесь не то, если для доказательства своей точки зрения или просто для удовольствия вы выкладываете личные данные». Мне было очень неловко смотреть на имейлы в открытом доступе. Думаю, эти люди забавлялись с компьютерной безопасностью и хотели продемонстрировать, что такая известная и мощная компания, как Sony, не в состоянии хранить чьи-либо личные данные в секрете, и когда 70 миллионов пользователей задают поиск по своим имейлам или именам и натыкаются на эту запись, они сразу задаются вопросом: «Ох, что же я наделал, передав свои данные Sony? Чем я рискую, доверяя личные данные какой-то компании?»

ДЖЕЙКОБ: И стреляют в того, кто принес им эту весть.

Крысы в опере

ДЖУЛИАН: Мы обговорили все пессимистические сценарии, и теперь я хочу обсудить потенциальный сценарий, при котором все будет очень хорошо. Сетевая молодежь становится все более радикальной, а сегодня это бо́льшая часть молодежи мира. С другой стороны, мы наблюдаем за отчаянными попытками анонимизации, за борьбой за свободу публикации контента, свободу от цензуры, которую проталкивает широкий спектр госструктур и взаимодействующих с ними частных компаний. Предположим, что ход событий окажется наиболее благоприятным. Что нас тогда ждет?

ДЖЕЙКОБ: Думаю, нам нужно право читать и говорить свободно, без каких бы то ни было исключений, без исключений для любых людей на планете, без исключений вообще, если перефразировать Билла Хикса [129] . Он имел в виду образование, одежду и еду, но к этой формуле можно свести и то, о чем идет речь и у нас: право читать и говорить свободно есть у каждого из нас. Отсюда – право на анонимное высказывание, возможность переводить деньги без вмешательства третьих лиц, возможность свободно путешествовать, возможность исправлять личные данные в информационных системах. Любые инфосистемы должны быть прозрачны и подконтрольны пользователям.