Шифропанки

ДЖЕЙКОБ: Да кто угодно. Мне сказали, что те же правила применяются, когда речь идет о приватности банковских данных или о телефонном разговоре. Ты добровольно сообщаешь свой номер телефонной компании, когда звонишь с него. Ты же это знал, да? Используя телефон, набирая чей-то номер, ты все равно что говоришь себе: «Я знаю, что разговор не будет приватным». С компьютером связь еще менее очевидна. Люди не понимают, как работает интернет, — как работают телефонные сети, они тоже не знают, — но суды все время подтверждали отсутствие приватности, и в нашем деле с Twitter, о котором я, увы, не могу говорить, потому что в действительности живу в несвободной стране, суд постановил, по сути, то же самое[62]. Полное безумие — понимать, что мы делимся с этими компаниями всеми нашими личными данными, а компании потом фактически приватизирует тайная полиция. Если говорить о Facebook, у нас есть теперь демократическая слежка. Вместо того чтобы платить людям, как делало Штази в ГДР, мы воспеваем социальные сети как субкультуру — там ведь трахаются. И заодно доносят на друзей: «Ах, эти двое обручились»; «Ух ты, они расстались»; «Ох, я знаю, кому мне надо позвонить».

ЭНДИ: Есть люди, которые сумели прижать Facebook и получить всю сохраненную информацию о себе, ссылаясь на европейский закон о защите данных, и самый маленький файл весил 350 мегабайт, а самый большой — около 800 мегабайт[63]. Что любопытно, по этому закону Facebook вынужден был обнародовать структуру своей базы данных. Всякий раз, когда вы входите в систему, она сохраняет всю информацию о вас — каждый ваш клик — и запоминает, как долго вы остаетесь на той или иной странице, так что Facebook может решить, нравится она вам, не нравится и т. д. Как оказалось, ключевым идентификатором в структуре базы данных Facebook является слово target — «мишень». Они называют людей не «подписчиками», не «юзерами», а targets, мишенями, на что вы можете сказать: «О’кей, это маркетинговый термин…»

ДЖУЛИАН: И он используется внутри системы.

ЭНДИ: Да, но это может быть мишень и в военном смысле — или в том, в котором говорят о мишенях в разведке. Как именно используется информация — зависит от обстоятельств.

ДЖУЛИАН: Да. Это-то и страшно.

ЭНДИ: Ты разложил все по полочкам. Раньше мы говорили, что пользователь Facebook на деле — не клиент. В реальности он — продукт, а настоящий клиент — рекламодатели. Это наименее параноидальное, самое безобидное описание того, чем занимается данная социальная сеть. Проблема в том, что нельзя винить компанию в подчинении законам конкретной страны. Соблюдать законы — нормально, не соблюдать — преступно. Так что ты не можешь сказать: «Эй, они соблюдают закон!» Разве это обвинение?

ДЖЕЙКОБ: Тут есть кое-что, с чем я должен поспорить. Если ты создаешь систему, сохраняющую все данные о человеке, и при этом знаешь, что живешь в стране, законы которой могут заставить тебя выдать информацию власти, вероятно, тебе не стоит создавать такую систему. И есть разница между приватностью, вытекающей из политики компании, и приватностью, встроенной в систему изначально. Если люди для тебя — мишени, и ты живешь в стране, власти которой склонны смотреть на мир через прицел… Согласись, размести Facebook серверы в Ливии времен Каддафи или в Сирии при Ассаде, это оказалось бы жутчайшей халатностью. Тем не менее ни одна повестка национальной безопасности за последние год или два не связана с терроризмом. Их было около 250 тысяч, они касались чего угодно, но только не терроризма[64]. Компании знают, что происходит, и у них есть серьезные этические обязательства, вытекающие из простого факта: они создали свои системы и построили бизнес на том, что фактически продают пользователей. Это все даже не связано с технологией. Никакой технологии — чистая экономика. Компании решили, что важнее сотрудничать с властями, продавать своих клиентов, нарушать их приватность и быть частью системы контроля — чтобы потом тебе заплатили за то, что ты причастен к слежке, причастен к контролю, — чем противостоять власти, и теперь они — часть системы контроля. Они стали соучастниками и несут за это ответственность.

ЭНДИ: Этические обязательства — не главный коммерческий довод сегодня, верно?

Борьба с тотальной слежкой по законам физики