Шифропанки

ДЖЕЙКОБ: Полностью соглашусь, и я бы эти вещи различал: контент — историческая запись, доказательство того, что совершено преступление, очень серьезное преступление, и нам нельзя забывать о повторной виктимизации, но главное тут — исходная виктимизация, когда ребенок становится жертвой, и не важно, фотографируют его или нет.

ЖЕРЕМИ: Разумеется. Я именно об этом.

ДЖЕЙКОБ: Есть фотографии, нет фотографий — почти не имеет значения. Если они есть, важно помнить, что конечная цель — остановить и наказать преступника. А это невозможно, если у нас нет доказательства совершения преступления — и стимула для тех, кто умеет раскрывать такие преступления. Я думаю, это чрезвычайно важно, но мы сплошь и рядом забываем, ведь легче всего притвориться, что детской порнографии не существует, остановить ее распространение и сказать, что преступления прекратились. А они не прекратились.

ЭНДИ: Беда в том, что сейчас многие предпочтут легкое решение — ведь прямо смотреть на то, что происходит на самом деле, очень неуютно. Полагаю, у нас есть шанс решить проблему на политическом уровне, потому что мы не предлагаем ее игнорировать или же сделать невидимой. Речь идет в том числе о политике в отношении киберпространства, и тут возникает вопрос, как общество вообще решает такие проблемы. Я сильно сомневаюсь, что есть информация, вредная сама по себе. Вопрос, конечно, в возможности фильтрации контента, и лично я не готов смотреть на любые картинки, выкладываемые в интернет. Среди них есть, на мой взгляд, отвратительные, есть те, которые меня отвлекают, однако то же самое верно и для ближайшего магазина с фильмами — он предлагает выдуманные и гадкие истории. То есть вопрос в том, волен ли я сам решать, что смотреть, какие данные обрабатывать, какие тексты читать. Отсюда мы переходим к программам-фильтрам. Кстати, Вау Холланд, основатель компьютерного клуба Chaos, однажды остроумно заметил: «Фильтры должен ставить конечный пользователь, причем так, чтобы они стояли в его конечном устройстве»[126].

ДЖУЛИАН: То есть фильтрация — забота того, кто получает информацию.

ЭНДИ: Фильтровать надо здесь. Здесь! ( Показывает на голову. )

ДЖУЛИАН: В мозгу.

ЭНДИ: В конечном устройстве конечного пользователя, в этой штуке между ушами. Именно здесь должны стоять фильтры, и никакое правительство от имени народа не должно ничего цензурировать. Если ты не хочешь чего-то видеть, никто тебя не заставит, а фильтровать самые разные данные ты сегодня так или иначе обязан.

Приватность для слабых, прозрачность для сильных

ДЖУЛИАН: Энди, я говорил недавно с президентом Туниса и спросил его о том, что станет с архивами разведки, сохранившимися после диктатора Бен Али, — там документы местного, тунисского Штази, — и он сказал, что в них, конечно, есть много интересного, но вообще это проблема, архивы опасны, и он бы от них постепенно избавился. В любом случае он считает, что ради сплоченности Туниса архивы необходимо засекретить, чтобы никто не искал козлов отпущения. Когда власть Штази в ГДР кончилась, ты был совсем юным. Расскажи нам об архивах Штази и о том, что ты думаешь про обнародование секретных материалов.

ЭНДИ: По всей вероятности, разведуправление Германии обладает самыми большими архивами в мире, ну или одними из самых больших. Все документы из восточногерманской Staatssicherheit[127]— инструкции, методички, учебные пособия, внутренние отчеты — в общем и целом рассекречены. «В общем и целом» означает, что не ко всем документам можно легко получить доступ, но многие из них вполне открыты, и правительство создало учреждение, хранящее те бумаги Штази, которые немецкие граждане имеют право изучить.

ДЖУЛИАН: Правительство Германии создало Федеральную комиссию по материалам Штази (Bundesbeauftragte für die Stasi-Unterlagen, BStU), и она предоставляет доступ к большому архиву документов.

ЭНДИ: Да, и журналисты могут подавать так называемые исследовательские запросы, чтобы изучить какие-то материалы. Запрашивать информацию допускается на любую тему. Издано немало книг, а также исследований, раскрывающих особенности действий Штази в разных областях. Думаю, из таких документов можно узнать много полезного. Понятно, что нельзя ожидать от Туниса публикации всех личных дел, которые вело бывшее разведуправление: президент страны — нынешний президент — должен решить, готов ли он делиться информацией о себе, о своих союзниках и т. д. Тайная полиция не считается с приватностью, в твоем деле есть записи о сексуальной жизни, о телефонных звонках, денежных переводах, обо всем том, что ты делал, и вряд ли кто-нибудь захочет все это оглашать.