Шифропанки

ДЖУЛИАН: И все-таки вопреки тотальной слежке миллионы людей благодаря массовой коммуникации могут быстро прийти к согласию. Если у нас получится очень быстро перейти из обычного состояния в новое состояние согласия масс, государству, даже способному наблюдать за процессом, не хватит времени, чтобы дать эффективный ответ.

С другой стороны, вспомним о том, что в 2008 году в Каире прошла акция протеста, организованная через Facebook. Она застала правительство Мубарака врасплох, и в итоге протестующих выследили через тот же Facebook[29]. В 2011 году в «руководстве революционера», одном из важнейших документов тех египетских событий, самая первая страница призывала «не использовать Twitter или Facebook», чтобы распространять это руководство — и на последней странице стояло то же самое предостережение[30]. Тем не менее множество египтян использовали и Twitter, и Facebook. Эти люди выжили лишь потому, что революция получилась успешной. Если бы она провалилась, все они оказались бы в очень, очень тяжелом положении. Не стоит забывать и о том, что президент Мубарак уже на ранней стадии отрезал Египет от Сети. Помогло революции отключение интернета или навредило — это еще вопрос. Некоторые считают, что помогло — люди стали выходить на улицу, чтобы узнать новости, а когда ты на улице — ты на улице. Когда перестают работать мобильник и интернет, поневоле заволнуешься.

Революция должна быть успешной, ей нужна критическая масса участников, она должна случиться стремительно и победить — в противном случае инфраструктуру, позволившую людям быстро прийти к согласию, используют, чтобы выследить и изолировать тех, кто все это организовал.

Так обстояли дела в Египте, а Египет — да, союзник США, но не часть англоязычного разведывательного альянса, куда входят США, Великобритания, Австралия, Новая Зеландия и Канада. Давайте представим себе, что египетская революция начинается в Америке. Что произошло бы с сетями Facebook и Twitter? Государство взяло бы их под контроль. И если бы революция потерпела поражение, ЦРУ и ФБР стали бы извлекать из социальных сетей сведения о главных зачинщиках, как это происходит сейчас.

ЖЕРЕМИ: Слежку трудно отделить от контроля. Нам нужно говорить и про слежку, и про контроль. Это больше моя тема — контроль над интернетом со стороны правительств или корпораций.

ДЖЕЙКОБ: Думаю, не надо объяснять, что цензура — побочный продукт любой слежки вообще, будь то самоцензура или настоящая техническая цензура, и мне кажется, именно это важно донести до обычных людей, не углубляясь в технические дебри. Скажем, если б мы прокладывали дороги так, как строим интернет, на каждой стояли бы камеры слежения и микрофоны, доступ к которым имела бы только полиция — или люди, успешно притворяющиеся полицией.

ДЖУЛИАН: Джейк, в Великобритании дела так и обстоят.

ДЖЕЙКОБ: Когда компания строит дорогу, от нее не требуют оснастить каждый квадратный сантиметр высококлассными приборами слежения, передающими данные некоему тайному обществу. Если обычным людям объяснить, что именно так мы строим дороги в интернете и потом призываем ими пользоваться, люди поймут аналогию и осознают: контролировать дорогу не всегда будут те, кто ее создавал.

ЭНДИ: А кое-кто и дорог-то не строит. Он разбивает в интернете сад и предлагает всем раздеться. Да, я про Facebook! Бизнес, который приносит людям радость, раскрывая сведения о них всем подряд.

ДЖЕЙКОБ: Именно. В ГДР информаторов вознаграждали за то, что они работали на Штази — орган госбезопасности, — и точно так же их теперь вознаграждают за наличие аккаунта в Facebook. Только Facebook платит не деньгами, а социальным кредитом — соцсеть позволяет тебе переспать с соседом. Тут важно говорить именно о человеческом аспекте, потому что дело не в технике как таковой, а в контроле посредством слежки. Местами это совершеннейший паноптикон[31].

ДЖУЛИАН: Меня занимает философия технологии. Под технологией я понимаю не какой-то прибор, а, скажем, согласие большинства в правлении или структуру парламента — то есть системное взаимодействие. Например, я полагаю, что феодальные системы породила мельничная технология. Как только благодаря громадным инвестициям мельницы оказываются централизованы, их чисто физически становится легко контролировать — и естественным образом появляются феодальные отношения. В ходе истории мы, видимо, учились создавать все более сложные технологии. Некоторые из них совместимы с демократией, и доступ к ним может быть обеспечен всем и каждому. Но бо́льшая часть технологий из-за своей сложности порождает в итоге весьма сплоченные организации вроде корпорации Intel. Не исключено, что любая технология по своей природе проходит через периоды открытия, централизации и демократизации, когда знание о ней передается следующему, более образованному поколению. Но мне сдается, что основное свойство технологии — это сосредоточение контроля над ней в руках тех, кому принадлежат необходимые данной технологии физические ресурсы.