Я не верю, что это воля Бога.
Я думаю, что Бог накажет нас всех за то, что старик и его корова умрут в раскаленной пыли.
Почему, о Бог?
Почему, Аллах?
Я снова взбежала на крышу с листком в руке, чтобы отдать свое творение Хасану. Но Хасан углубился в какое-то повествование, Джордж внимательно слушал, и я тихонько села рядом.
Небо уже усыпали звезды, приближалось время ужина. Скоро Ольга позвала нас к столу.
Хасан прервал речь, поднялся. Высокий, стройный, в своей обычной белой хламиде. Сердце у меня сжалось Я не знала, что делать, меня охватило какое-то полубредовое состояние.
Джордж тоже встал. К моему удивлению, он оказался ростом почти с Хасана. Они стояли рядом, а вокруг сияли звезды.
Хасан улыбнулся. Я протянула ему свое сочинение, но он не принял листок. Конечно, ведь он же не просил его приносить. Тогда я сказала ему, что обязательно примусь за дневник.
— Хорошо. — Это все, что он сказал.
Верьте или нет, но я опять взбеленилась. Подумать только, он не принял с благоговением мое драгоценное творение! Надо же, не принялся немедленно восхищаться моим героическим решением приступить к написанию исторических хроник!
Я отвернулась, отошла от них и буквально скатилась вниз по ступенькам. За мной сошел Джордж, Хасан спустился последним. Мне хотелось, чтобы Хасан остался с нами, сел к столу. Несколько раз он ужинал с нами. Но он попрощался и ушел.
Бенджамина за столом, к счастью, тоже не оказалось.
Таким образом родился этот дневник.
А теперь я поняла, почему Хасан хотел, чтобы я за него взялась.
Прошло несколько недель. Точнее, девять.
Выделю два обстоятельства. Во-первых, я стала кое-что понимать в беседах Хасана и Джорджа. В беседах несколько однонаправленных, ибо говорил, в основном, Хасан, а Джордж чаще слушал и так или иначе реагировал. Но я перекипела, успокоилась, внимательно слушала. Интересно, что в результате я понимала услышанное совершенно не так, как Джордж. Характерная особенность этих бесед.
Во-вторых — Джордж выкинул фокус, которого я от него никак не ожидала. Он сколотил и возглавил группу, шайку, банду парней из своего колледжа. Они ничем не лучше любой другой такой буйной шараги. Вечно орут, закатывают речи, которые никто, кроме них самих не слушает, а уж воображают-то о себе…
Джордж — и они. Ужас, ужас! Родителям это тоже не нравится.
А Бенджамин, конечно, на седьмом небе. Блаженствует, наслаждается безмерным презрением.
Но с Хасаном Джордж видится ничуть не меньше, чем прежде. Не знаю, что и думать.
Прошли месяцы. Джордж уехал в Индию, в гости к семье деда. Он вырос, возмужал, но по-прежнему является главарем у этой кошмарной банды болтологов и все так же неразлучен с Хасаном.
«Тень предвещает событие» — этот постулат действовал и тогда, когда события зачастили, замельтешили просто калейдоскопической чехардой. Предвестники социальных перемен проявлялись не за столетия, как в былые эпохи, а за годы, а то и за месяцы. Не было еще на Шикаете времени, когда бы столь ясно виделось будущее, столь четко можно было его предсказать и столь сильно ощущалась беспомощность, невозможность повлиять на происходящее.
Уже в восьмую декаду все правительства лихорадочно боролись с нарастающей безработицей, особенно среди молодежи, и с последствиями этой безработицы. Выяснилось, что новые технологии упраздняют необходимость в людской рабочей силе. Бесконтрольно росло население — голод, эпидемии, природные катастрофы еще не взяли на себя роль могучих регулирующих факторов.
Соответствующие агентства уделяли серьезное внимание изучению психологии масс, управлению массами, психологии армий (см. главы «Изменение критериев и стандартов „допустимого" в науке. Сравнительный анализ лицемерия ученых и лицемерия политических и религиозных деятелей разных культур», «Результаты секретных исследований в военных исследовательских учреждениях и влияние их на гражданскую науку»).
Все правительства сознавали проблемы, в которые уткнулись носом, и большинство из них привлекало к решению возникших задач экспертов из разных отраслей, в частности, специалистов по контролю численности населения.
В конце декады города стонали от бесчинств мелких молодежных банд, «бессмысленно» крушивших все вокруг. Как будто в процессе детской игры, банды жгли, грабили, убивали, разрушали все, что попадалось под руку.
Наиболее очевидным средством казалась милитаризация. Росла численность полицейских сил, ужесточались наказания, переполненные тюрьмы трещали по швам. Эти изменения служили предвестием чего-то еще более мрачного, хотя жизнь общества уже в значительной степени изменилась; старики, кряхтя, вспоминали минувшие дни, когда еще можно было найти для проживания относительно спокойную улочку, а войны гремели где-то в другом месте или, по крайней мере, начинались и заканчивались, оставляя промежутки для нормальной жизни, для иллюзии нормальной жизни.