— Так куда ты всех мужиков наших подевала, а Горелова? — со смешком спросил высокий тощий субъект в роговых очках.
Я пожала плечами.
— Одна пятерых разогнала, — хохотнул другой, красивый блондин спортивного типа. — Даже Уткина.
Мужики еще похохотали, перебрасываясь плоскими шуточками, пока, наконец, в дверях показалась раскрасневшаяся после бани, уютная Аннушка Петровна в развевающемся ситцевом халате, наброшенном на такую же необъятную ночнушку, и зычным голосом прогудела:
— Баня свободна!
От этих воистину волшебных слов мужиков как ветром сдуло. Все наперегонки ринулись в баню. Даже Колька и тот убежал, не забыв, при этом отобрать у меня пузырек с зелёнкой обратно.
Мы с Аннушкой остались одни.
— Что тут за крики были? — спросила она.
— Да я воду выношу, а меня какая-то женщина из темноты напугала, таз опрокинулся, и прямо на нее, — расстроенно сообщила я. — А потом все прибежали и начали ржать с нас.
— А-а-а… — махнула рукой Аннушка Петровна, — эти — могут. Им только повод дай. А Нина Васильевна чего хотела?
— Да не знаю я, — пожала плечами я, — по фамилии меня окликнула только.
— Наверно про Захарова хотела разузнать, — высказала предположение Аннушка, — подозреваю, что она к нему неровно дышит. Хотя ты, Зоя, будь с ней осторожна, она тебе этот случай за так не простит. Вредная баба, да и всё.
Я молча пожала плечами — мне как-то фиолетово проблемы этих незнакомых людей. Тут хоть бы со своими хоть как-то разобраться.
— А давай-ка попьем чаю? — вдруг предложила Аннушка Петровна. — Очень оно, говорят, полезно, после баньки чаю попить.
Я чаю особо-то и не хотела, перед этот компот перепила, но поболтать с доброй женщиной и разузнать все было нужно. А когда еще такая возможность представится.
В общем, Аннушка подожгла сухой спирт под крошечной переносной горелкой и подогрела две кружки воды, бросила туда по щепотке заварки и, пока чай настаивался, вытащила из-под каких-то коробок начатую пол-литровую баночку варенья.
— Из крыжовника, — с торжественной гордостью сообщила она мне. — Я всегда с собой по экспедициям две-три баночки крыжовникового варенья беру. Ем только сама, уж очень оно настроение мне повышает. Секрет это у меня такой. А вот сейчас и тебя угощу. Так что кушай, Зоя. Ты за эти дни всякого натерпелась.
Я благодарно кивнула и отказываться не стала. У Аннушки были сушки и пряники (разнообразных пряников так вообще целый огромный пятидесятилитровый мешок), так что похудеть в этой экспедиции мне не грозило (остальным, впрочем, тоже).
— Ты представляешь, — тем временем жаловалась мне Аннушка Петровна, — попросила я этого дурня Митьку сделать мне веник в баню. Так он постарался и сделал! Нарезал берёзовых веток, всё как положено, а внутрь ветки багульника вложил. Целый пук. Я веник распарила, не глядя, и давай себя багульником парить. Думала, сдурею там. Чуть не окочурилась. Уж я его потом этим веником отходила, куда видела!
— А он что? — поинтересовалась я для поддержания разговора.
— Сказал, дурень, что у меня очень здорово сиськи трясутся и он ради этого готов, чтобы я его всё время этим веником лупила. — Возмущенно продолжала она, потрясая надкусанным пряником в руке, — Ну вот скажи, не дурень ли?
Я согласилась, что дурень, еле-еле подавив смех, когда представила эту картину.
Вообще мне эта Аннушка нравилась. Лет ей было примерно между сорок и пятьдесят. Была она некрасива, двигалась с грацией бегемота, но при этом в лагере ее все любили и любое ее распоряжение или просьбу выполняли едва ли не быстрее, чем даже приказы самого Бармалея. Может быть причиной была Аннушкина незлобивость, или же тот факт, что всей полевой кухней и остальным хозяйством заведовала она, но тем не менее человеком в экспедиции Аннушка была очень важным.
Засыпала я под шум лиственниц и елей в теплом ватном спальнике в своей собственной палатке, на которую мне показала сердобольная Аннушка Петровна.
А рано утром, как только начало светать, назначенные Бармалеем мужики ушли искать Борисюка, Захарова, Уткина, Токарева и Лукьяничева.
Мы же остались ждать известий.
«
Глава 5
Но это я узнала уже потом.