Шикша

— Смотрю всё прохлаждаешься, Горелова? — до невозможности ядовитым голосом сказала она.

— Вам что надо? — ответила я нелюбезно, продолжая перебирать банки-склянки.

— Что надо — не твоё дело! — отрезала Нина Васильевна и, переступив и через меня, и через фанерный ящик с сухофруктами, над которым я скукожилась, без спросу полезла в тот угол, где раньше были конфеты.

— А конфеты я переложила, — невинно заметила я, сидя на корточках и продолжая перебирать сухофрукты.

— Куда?

— В другое место, — отрезала я, не поднимая головы. — Вам-то зачем?

— Хочу конфету, — вынуждена была признаться Нина Васильевна, — до обеда ещё далеко, вот я решила конфетку съесть, пока буду в камералке реестр составлять.

— Так это вы все кульки как попало поразрывали, да, Нина Васильевна? — спросила я невинным голосом.

— Не твоё дело! Давай сюда конфеты, я сказала!

Я усмехнулась и выдала Нине Васильевне одну конфетку «Мишка косолапый». А что, как и просила. Она обожгла меня взглядом, сцапала конфету и выскочила из хозки. Следом я вышвырнула кошку и закрыла дверь.

Ох, работы еще много, а обед не скоро…

А в обед, почти под самый конец произошло неожиданное событие. В общем, мы поели и традиционно стали пить чай. Аннушка пустила по рукам миску с конфетами. Сегодня были конфеты из новой упаковки, под названием «Южная ночь». Аннушка руководствовалась принципами целесообразности, мол, раз открыли упаковку, значит, нужно доесть и только потом раскрывать новую. А упаковки-то были не просто большие, а огромные. Поэтому, из-за конфетной диктатуры Аннушки, весь лагерь полтора месяца ел только два вида конфет. И тут, наконец, свершилось, и дают новые конфеты. Тем более «Южная ночь»!

Все были в воодушевленном настроении, и миска буквально летала из рук в руки. Конфеты брали строго по очереди. Но тут Нина Васильевна, которая была та ещё сладкоежка, попыталась сжульничать и стянуть пару конфет, причем без очереди.

Увидев такое вопиющее нарушение товарищеской очередности, Аннушка прекратила это самым решительным образом, отставив миску подальше от неё.

— Подай мне миску! — велела Нина Васильевна злым голосом.

— Ты уже брала, — заметила Аннушка ещё более злым голосом и отставила миску ещё дальше, — вон Валерка и Иван Карлович еще не ели. И Зоя.

— А может они не хотят, — не сдавалась Нина Васильевна.

— Это что, только для тебя конфеты⁈ — возмутилась Аннушка, — только и делаешь, что подъедаешь.

— Я конфеты люблю, — надулась Нина Васильевна, — и мы брали с запасом. Поэтому сколько захочу — столько и съем! И не тебе мне указывать!

— Вот иди, и сама себе принеси! — отрезала Аннушка, — слуг тебе здесь нету. Мы от господ еще в семнадцатом, слава Богу, избавились.

— Анна Петровна! — укоризненно вздохнул дон Педро (с Аннушкой он спорить опасался, но замечание сделать был обязан), — вы же коммунист! Никакого бога нету!

— Да я так, к слову упомянула, — смутилась Аннушка.

— Вот так сперва к слову начинают упоминать, а потом глядишь, уже на иконы поклоны бьют! — проворчал дон Педро. — Последнее предупреждение. Еще раз услышу — будете на общем собрании отдуваться, когда вернемся.

— Да поняла я, поняла, — проворчала Аннушка, стараясь соскользнуть с острой темы.

— А где конфеты в хозке лежат? — недовольным голосом спросила Нина Васильевна, направляясь к выходу.

— В двух крайних ящиках из-под тушенки, — подсказала я, — я их туда все сложила, чтобы искать удобно было.

— Мне «Батончик» возьми! — крикнул вслед Валерка, но Нина Васильевна уже не слышала, торопливо выскочив из столовки.

— Так! Кому еще чаю, товарищи? — громко спросила Аннушка, — мне ставить еще один чайник или нет?

— Ты ставь, а мы разберемся, — хохотнул Генка.

Мы болтали на отвеченные темы, обычный трёп, когда из хозки вдруг раздался дикий душераздирающий, полный ужаса крик. Кричала Нина Васильевна.

Все подорвались и бросились туда.

В заставленной ящиками и мешками хозке под потолком на верёвке висела Кошка. Язык ее вывалился, глаза остекленели. Кто-то ее повесил, и уже давно…

Глава 9

— Ох тыж божежтымой, — охнула Аннушка, и впервые Дон Педро ни слова упрека ей не сказал.

— Насмерть? — пискнула Нина Васильевна невероятно высоким голосом.

— Да, — буркнул Колька, осторожно снимая кошку с верёвки.

Бармалей глянул на кошку, на нас, и быстро вышел, ссутулившись.

— Это же варварство! Дикое варварство! — возмутился Дон Педро и обвёл присутствующих грозным взглядом. — Товарищи! Кто это сделал⁈ Сейчас же признавайтесь! Лучше признаться сразу.

Вокруг меня моментально образовалась зона отчуждения. Вроде всё как всегда, стоим, растерянно пялимся дохлую кошку, но такое ощущение, что они все — отдельно, а я — отдельно.

— Что теперь? — мрачно спросил Рябов, закуривая прямо в хозке.

— Кошку закопаю в лесу, — кратко сказал Колька и поискал взглядом по сторонам. Увидев пустой рваный мешок, который я оставила, чтобы в случае чего подсушивать на нем овощи, замотал в него кошку и тоже вышел из хозки.