Кантор напряг все свое самообладание и даже не улыбнулся, когда король выбирался из-за стола, как обычно складываясь и раскладываясь при этом. А когда его величество скрылся за дверью, запоздало подумал, а не погорячился ли он все-таки, замахнувшись на такой подвиг, как выиграть пари у короля Шеллара? Хотя, впрочем, никто никогда не слышал, чтобы его величество был любителем и знатоком подобных развлечений, почему он обязательно должен всегда побеждать? Или же товарищ Кантор все-таки крупно ошибся? Ведь никто не знает, что происходит за закрытыми дверями королевских апартаментов… На этом этапе своих размышлений Кантор весело хихикнул, представив себе, как король и его шут обмениваются щелбанами, затем прикинул, кому доставалось чаще, и снова задумался, не свалял ли он дурака в самом деле? Однако когда перед ним водрузили огромную вазу, на которую принесший ее придворный косился с суеверным ужасом, Кантор тут же расслабился. Конечно, его величество маленько смухлевал, тут не десять порций, а не меньше пятнадцати, и придется напрячься, но в лужу мы его все-таки посадим. Чтоб знал, как в Мистралии жрут мороженое. Одно непонятно, как он узнал, что его гость любит поедать мороженое именно вот так — одним большим куском и чтобы по нему растекались, как лава по склону вулкана, янтарные потоки абрикосового сиропа и чтобы был этот кусок усыпан заспиртованными вишенками и апельсиновыми цукатами, но ни в коем случае не орехами! Это надругательство — мокрые раскисшие орехи, плавающие в тающем мороженом…
— Я ничего не упустил? — с улыбкой поинтересовался король, как бы прочитав его мысли. Впрочем, у него же, наверное, на морде все написано… Надо действительно приводить себя в форму, иначе и впредь у него всегда будет читаться на лице все, о чем он думает…
— А как вы узнали? — не удержался Кантор, запуская ложку в эту роскошь.
— Вопрос для начинающих, — засмеялся король, поставил перед собой бокал и приступил к священному ритуалу набивания трубки. — Разумеется, Орландо сказал. Кстати, хорошо, что мы о нем заговорили, а то я чуть было не забыл, что собирался тебе сказать… Мы с ним договорились, что он на время передает тебя в мое распоряжение.
— Зачем? — Кантор чуть не выронил ложку от удивления. — Вы что, специально его об этом попросили, чтобы иметь возможность задавать мне вопросы всякий раз, как вам захочется? Или… из-за Ольги?
— Нет, ну что ты! Мне, конечно, приятно будет доставить Ольге удовольствие видеть тебя каждый день, но дело не в этом. Ты мне нужен здесь, рядом со мной, и не для того, чтобы задавать тебе вопросы, а в качестве… ну, назовем это «телохранитель», что ближе всего к истине.
— У вас телохранителей не хватает? Или вам настолько понравилось, как я вас спасаю, что вы захотели, чтобы я занимался этим и дальше?
— Понравилось — понятие субъективное. Ты уникален в своем роде, Кантор. Ты и твоя Сила, которую ты сам не можешь ни объяснить, ни контролировать.
— На вашем месте я бы не особо на нее надеялся… Неужели в Ортане нормальных специалистов не хватает?
— Ты имеешь в виду магов? Есть, конечно. Представители всех официальных школ, и неофициальных, и запрещенных, и управляемые эмпаты, и оборотни, и телекинетики, и провидцы, и ведьмы, и… всякого барахла. Но все они, будучи тесно привязаны к традициям своих школ, слишком предсказуемы. Таких универсалов, как мэтр Истран, во всем мире единицы, а Мафей еще слишком мал. Вдвоем они не справятся, если что. Я вижу, тебе не совсем понятно… Классическая магия — это старая, как мир, наука, исследованная вдоль и поперек. На всякое колдовство есть своя защита, на всякое заклинание — контрзаклинание. И если кто-то всерьез задастся целью меня устранить, обычные маги не станут для него непреодолимым препятствием. Их всегда можно оценить, предсказав их возможные действия, и просчитать, как их можно обойти. А твоя ценность именно в непредсказуемости, в стихийности твоей Силы, в нестандартности твоей школы и… — хитро прищурился король, — в твоем неуважении к инструкциям.
— Добавьте сюда еще мой скверный характер, — съязвил Кантор, — и выйдет, что мне вообще цены нет.
— Кто тебе сказал такую глупость? — пожал плечами король. — Вовсе не скверный у тебя характер, а самый обыкновенный. Твоя манера хамить вышестоящим особам — порок несколько сомнительный. Лично мне, например, не доставляет удовольствия, когда передо мной пресмыкаются. В особенности, когда нагло льстят, не краснея, смотрят преданными глазами и думают про себя: «Чтоб ты сдох, урод проклятый!»
— А откуда вы знаете, что они думают? — возразил Кантор. — Вы же не читаете мысли.