Шёпот ветра (СИ)

— Да-а, самые страшные вещи происходят в восемь вечера, — Кир рукой махнул на лобовое стекло, за которым по-прежнему было относительно светло — май как-никак — и приказным тоном добавил: — Хватит разводить шекспировские драмы, идите уже, — он жестом указал в сторону моей общаги, что возвышалась неподалеку.

— Таксист, который читает Шекспира? Ты умеешь удивлять, Ржавый.

— А ты умеешь нести всякую муть, Красный. Иди лучше проводи девушку. Пока, Кать.

— Пока, — я наконец-то выбралась из машины и мы с Пашкой в полном молчании зашагали по асфальтированной дорожке.

Тишина, повисшая между нами, заставляла нервно теребить лямку рюкзака и мысленно считать трещинки в асфальте. По какой-то причине складывалось полное ощущение того, что мне вновь пятнадцать и меня провожает домой мальчик, по которому я тайно сохла полгода. Короче говоря, это было жуть как неловко, трепетно и почему-то страшно.

— Абрикосы уже отцвели, — сказал совершенно очевидную вещь музыкант, спустя три длинных минуты молчания.

— Да, отцвели, — попыталась поддержать этот неуклюжий диалог и зачем-то добавила: — Зато петушки цветут.

«Господи! Это нелепейший разговор в моей жизни!»

— Что? — Краснов остановился, взирая на меня, как на ненормальную. — Какие петушки?

— Ну, петушки. Ирисы. Они ещё разных цветов бывают: фиолетовые, желтые… — зачем-то продолжала объяснять я, пока мой монолог по флористике не оборвал заливистый смех рядом:

— Черт, Кэти, ты — это нечто, — смеясь, похвалил меня парень. — Петушки! Надо же!

— Ой, кто бы говорил! Абрикосы уже отцвели, — передразнила я Краснова, сдерживая улыбку. — Капитан очевидность, блин!

— Ладно-ладно, — он примирительно поднял руки ладонями вверх. — Признаю, я тоже нечто, — тут же заулыбался музыкант.

— Ты — клоун, — улыбнулась я в ответ.

— Помниться, не так давно ты говорила, что я неадекватный.

— Что ж, поздравляю, ты — неадекватный клоун!

— Мне уже страшно, что ты придумаешь в следующий раз.

Мы умолкли, глядя друг другу в глаза. Это Пашино «в следующий раз» словно повисло в воздухе, рождая тысячи вопросов, которые мы никак не осмеливались озвучить. А когда до этого дошло, заговорили практически одновременно:

— Паш, наверное…

— Кэти, я хотел…

— Говори ты, — кивнула Краснову, вновь чувствуя себя пятнадцатилетней.

Пашка протяжно выдохнул, будто решаясь на что-то, однако ничего сказать так и не успел: смартфон в кармане парня вдруг страшно заверещал. Так, что я едва не подпрыгнула.

— Подожди минуту, Кать, мне нужно ответить. Это важно.

Краснов отошел чуть поодаль и с хмурым видом принял звонок. А я прилежно принялась ждать и от нечего делать вертеть головой, разглядывая дорогие сердцу виды. Однако, стоящий на крыльце общежития Серебров в компании двух смутно знакомых парней, под категорию «дорогого» явно не подпадал.

От неожиданности я застыла на месте, настолько сюрреалистичным казался данный пейзаж: мажоришка возле моей общаги. Как в замедленной съемке я невольно отмечала всякий жест парня: его натянутый, слишком громкий смех; нервное подергиванье шнурков на толстовке с логотипом университетской баскетбольной команды; и совершенно внезапный взгляд в мою сторону.

Недоумение, узнавание, ненависть — эмоции в глазах царька, словно вспышки фейерверков, сменялись одна за другой.

— Ой… — я сглотнула сухим горлом и невольно отступила назад.

И зря. Плотоядный оскал в тот же миг озарил лицо мажоришки, уподобляя парня зверю. Один его плавный шаг в мою сторону и я поняла, что попала.

Думать было некогда. Надо было спасаться.

Я круто развернулась и со всех ног рванула к Пашке, который, как и прежде, болтал по телефону.

— Опять цветочки? — отняв гаджет от уха, поинтересовался парень.

— Хуже, — я привстала на носочки и развернула кепку музыканта козырьком назад. — Бывший!

— Что?

— Нет времени объяснять, — быстро выпалила я и притянула Пашку к себе за шею. — Целуй меня. Немедленно! — и, не дожидаясь реакции парня, сама приникла к его губам.

Не знаю, почему я выбрала именно этот способ спасения. Возможно, стоит сослаться на экстремальные условия. Как показал опыт последних недель, мой мозг совершенно не умел с ними справляться. И эту его способность превосходно иллюстрировал поцелуй с Красновым.

Пашка сначала замер, не проникшись важностью момента, и ни в какую не желал меня целовать. Но у него не было выбора. Точнее, у нас не было выбора. Мой гениальный мозг уже всё решил за нас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Губы, не то спрашивая, не то приглашая, ласково коснулись губ парня, а кончики пальцев дразнящее пробежались от узкой талии до сильной шеи и зарылись в короткий ежик волос на затылке.

Пашка в ответ судорожно выдохнул, а в следующую секунду уже искусно целовал меня.

Невесомость…я опять ощущала её, будто по моим губам скользил ветер: нежно, трепетно, тягуче, с каждым порывом раздувая огонь внутри все сильнее. Перед глазами мелькали сотни искр, что кружась, оборачивались звездами. И мы подрывали эти звезды, одну за другой, разбивая нежность страстью.