Шиповник и Ворон

— Отвези ее в гостиницу при гильдии, тебя там все знают, — тихо говорит капитан, не сбавляя шага, — устрой, оплати номер. И сам задержись, кстати, работу пока не бери. Я слышал, что гильдия хочет нанять тебя.

— Радость какая, сейчас штаны обмочу.

— Не паясничай! Зато под боком будет бесплатный транспорт и твой любимый я.

Не могу сдержать слабой улыбки. Я почти завидую этой парочке. Сколько лет они вместе? Пять? Десять? Всю жизнь? Хорошо, когда люди есть друг у друга.

А что теперь делать мне?

Герант сказал, что они не дадут мне сгинуть.

Могу ли я им доверять?

Голова так сильно кружится, что мне приходится чуть ли не виснуть на Геранте, отчего щеки горят от стыда.

После того как Бардо и Вира оставили нас в обществе друг друга, двоедушник как-то совсем закрылся и не произнес ни слова.

Он все еще предельно чуткий и обходительный, старается не давить, поддерживает, когда ноги отказываются слушаться, но я чувствую тонкий налет отчужденности, который с каждой минутой только утолщается.

Почему мне кажется, что я должна что-то с этим сделать? Что двоедушник ждет какого-то сигнала, намека, малейшего жеста, чтобы стряхнуть оцепенение, стать прежним.

Странный он человек, совсем не похожий на всех, кого я знала.

Опускаю голову вниз, смотрю, как под ногами стелется желтоватый камень, испещренный зелеными прожилками.

За пределами космопорта город жил, как и любой другой город: белоснежный хищник в подпалинах промышленных районов, цветастых пятнах садов и разноцветных полосах стеклопластовых дорог.

В такую погоду он мирно дремал, иногда урча движками редких аэрокаров. Стеклянные здания-гиганты внушали мне беспокойство и какой-то противоестественный страх — так крохотная мошка может бояться здоровенной птицы. Именно этим я себя и чувствовала сейчас — крохотной мошкой, выброшенной в большой незнакомый мир.

Без малейшей опоры.

Север мертв. Я больше не капитан. Потребовать от Бури пересмотреть свое решение — самоубийство. Как Глава Дома он имеет право меня устранить и защищать свою собственность от любых посягательств.

Закон на его стороне. Я же теперь — никто.

Внутри щелкает, болью растекается по спине острый спазм обиды — горькой и несправедливой. Тихо всхлипываю и украдкой смахиваю непрошенные слезы.

Я оплачу себя и свой дом позже. Когда будет время и возможность.

Саджа ничего не дает просто так, разве нет? И если это справедливое испытание, то стоит принять его с честью.

Сменить работу, начать все с чистого листа. Буря может избавиться и от других слуг — выставить их за порог или убить. Нужно убедиться, что они целы и в безопасности, помочь им устроиться, поговорить с Бардо. Или с магистром гильдии. Да с кем угодно! Север никогда бы не дал своим людям сгинуть!

Я — Первый клинок Дома Знаний. И никто не отнимет у меня моего умения стрелять и орудовать мечом. Эти навыки навсегда со мной — вплелись в кости, въелись в кожу, вросли в мускулы.

Теплая ладонь сжимает мои пальцы, а я вскидываю голову и удивленно смотрю на двоедушника.

— Ши, ты в порядке? — Герант выглядит взволнованным, и у меня щемит сердце от этого пронзительного взгляда. Тяжело сглатываю и давлю из себя неуверенную улыбку.

Не смотри на меня так.

Не смотри так, будто это для тебя важно. Я же поверю, понимаешь? Я уже вот настолько близка, чтобы поверить.

— Как твой ворон? — отвечаю вопросом на вопрос, хочу отнять руку, но Герант не дает — только сжимает сильнее, не позволяет отстраниться, а горячая ладонь жжется сквозь ткань рубашки.

Тело сейчас вспыхнет, растворится, осядет ему под ноги теплым пеплом. Меня пробирает до самых костей от легкого поглаживания, а двоедушник только надавливает сильнее, из-за чего невесомая ласка становится почти невыносимой.

— Каркает тихонько, — он слабо улыбается, — скоро будет как новенький.

Пальцы отлипают от моих ребер и перебираются на спину, обводят шрамы, безошибочно отыскав их под одеждой, перебираются на лопатки и выше — зарываются в волосы и мягко сдавливают затылок.

Вместо коленей — растаявшее желе, но я держусь из последних сил, чтобы не опозориться и не рухнуть мордой в камень.

— Что будет дальше, Герант?

Я пробую его имя на вкус, как незнакомую специю. Мне нравится, как оно звучит: уверенно и сильно.

— А чего ты сама хочешь?

На станции монорельса много людей, и я беспардонно таращусь по сторонам.

Дышу глубоко и жадно, пытаюсь сбросить наваждение, но чужие прикосновения не дают мне ни секунды передышки. Герант предельно сдержан — платформа, забитая пассажирами, не то место, где можно распускать руки по полной программе.

Не сильно ты сопротивляешься, Ши. В прошлый раз за такие вольности ты врезала ему ногой в живот. Что-то поменялось? Мировоззрение дало трещину? Захотелось чего-то нового?

Нет. Все не так…

Не так, как же! Признайся, ты в этом нуждаешься. Невозможно быть каменной вечно.

Хотеть ласки — это естественно.

Он не может желать чудовище!

Самовнушение — самая страшная вещь на свете. Кого ты пытаешься убедить? Его?

Или себя, что не достойна банального тепла?

Я не достойна…

Это не тебе решать. Забавно, правда?

— Чего ты хочешь, Ши?