— Не знаю. Есть много способов: держать за нос, пригрозить, заплакать, поцеловать — в последнее время ты все это проделывала неоднократно. Делай что хочешь, лишь бы он выпил. Это пока еще самое легкое. Очень скоро тебе придется заставить его сесть.
— Как я могу что-либо делать, если он не слышит меня? Ведь с тех пор, как случился пожар, он не приходил в сознание!
— Ха! Он слышит так же хорошо, как и ты, и, как я подозреваю, видит лучше меня. Линнет изумилась.
— Тогда почему он ничего не говорит?
— Боль, девочка, обжигающая, непереносимая боль! Тут уж не до разговоров, когда единственное, что ты чувствуешь, — это то, что твое тело словно поджаривают на огне.
— Девон, — ласково прошептала Линнет ему на ухо, — тебе нужно выпить чаю. Мы желаем твоего выздоровления. Миранда хочет пообщаться с тобой. Она думает, что ты просто большая кукла, а не человек. Когда ты поднимешься на ноги, то вырежешь ей из дерева головку для куклы, а я приделаю туловище. Ведь ты это сделаешь для собственной дочери?
Видимо, уговоры оказались убедительными, потому что Девон сделал наконец попытку отпить чаю.
На третий день ожоги перестали сочиться, а волдыри начали подсыхать. И именно на третий день, как раз в тот момент, когда измученная вконец Линнет пыталась насильно влить ему в рот хотя бы немного чая. Девон впервые заговорил.
— Поцелуй меня, — проскрежетал он.
— Что? — Она поставила оловянную кружку на стол. Фетна и Миранда вышли, и в доме никого не было.
— Поцелуй меня, — повторил Девон и повернул голову, чтобы взглянуть ей в глаза.
Как славно было вновь видеть ярко-голубые глаза!
— Не стану пить, пока ты не поцелуешь меня.
— Девон! О чем ты говоришь? Я в течение трех дней не слышала от тебя ни единого слова, твоя спина обожжена до неузнаваемости, а ты пристаешь ко мне с какими-то глупостями!
— Пожалуйста, Линна, не спорь. — Его голова бессильно упала, и глаза закрылись вновь.
— Нет, моя любовь, прости меня! Конечно, я поцелую тебя! — И она поцеловала его в щеку, в висок, в опущенные веки, то есть повторила все то, что неоднократно делала на протяжении этих дней. Знал ли он о тех поцелуях, как утверждала Фетна, или действительно был в беспамятстве, как полагала Линнет?..
На четвертый день Девон стал выглядеть лучше, хотя по-прежнему почти ничего не говорил. Однако Линнет уже знала, что он не спит, и помнила об этом, прикасаясь к нему. И теперь бывали такие моменты, когда ей было трудно преодолеть свое смущение.
— Похоже, он идет на поправку, — заметила Фетна ближе к вечеру.
— Хотелось бы мне быть такой же уверенной. Тогда почему же он молчит?
— Бог не оставляет нас в беде, однако дай этому парню еще пару дней. Все обожженные люди одинаковы: сначала они испытывают такую сильную боль, что у них нет сил даже пожаловаться, зато потом, когда им полегчает, выложат вам все относительно своих ощущений. Оно, конечно, мало приятного выслушивать, где и что у них болит, но знай: раз пошли жалобы, можешь быть спокойна — дело идет на поправку.
— В таком случае мне очень бы хотелось услышать хоть одну жалобу! Его молчание непереносимо! Оно просто оглушает.
— Погоди, позже я еще припомню тебе эти слова. Линнет взяла деревянные ведра.
— Я пойду на родник.
— Почему бы тебе немного не задержаться там — походить по окрестностям, нарвать цветов? — крикнула ей вслед Фетна. — Он отсюда никуда не денется, а тебе не мешает переменить обстановку.
От воды веяло чудной свежестью, особенно приметной после душной хижины, и, прежде чем подойти к роднику, Линнет нашла тихое местечко под вязами, сплошь заросшее клевером, над которым кружили хлопотливые пчелы. Она чувствовала себя чуть ли не виноватой: она здесь, а Девон там, в одиночестве. Вон как поют птицы и легкий ветерок покачивает головки цветов. А Девон прикован к постели, тогда как сама она может разгуливать где ей заблагорассудится.
— Линнет…
Она на секунду закрыла глаза, словно протестуя против того, что кто-то вторгся в ее уединение. С того дня, когда она и Желтая Рука стояли под дождем на вершине холма, смеясь над господином Сквайром и Мунаром, она больше не видела Сквайра.
— Да… — Линнет выдавала из себя улыбку. — Как поживаете?
Выглядел он неважно, словно его мучила бессонница.
Он присел возле нее, чуть не завалившись.
— Наверное, это у вас нужно спросить, как вы там. В последнее время вас почти не видно. Я полагаю, вы не отходите от него.
— Да, не отхожу, потому что Девон сильно обгорел и нуждается в моей помощи. Вообще-то говоря, мне не следовало бы здесь задерживаться: скоро его надо покормить.
— Покормить? Вы его кормите? Взрослого человека?
— Сквайр, он чуть не умер, причем, должна добавить, спасая мою дочь. Он в таком состоянии, что не способен за собой ухаживать. Точно так же я ухаживала бы за любым другим человеком, если бы он спас Миранду.
— А так ли это на самом деле? Может, вы просто по-прежнему любите его и поэтому так о нем печетесь?
— Думаю, тут нечего и обсуждать, ибо кто еще, кроме отца Миранды, мог бы броситься за нею в горящий дом?
Господин Сквайр отвел глаза.