Сон Девона был крепок, поэтому, когда Линнет выскользнула из-под его руки, он не проснулся. Она решительно прижалась губами к его шее, которую скрывали черные локоны. Волосы Девона пахли дымом и плодородной, богатой землей Кентукки. Линнет губами погладила мускулистую шею, восхищаясь как его силой, так и своей над ним властью — властью, которую дарует наслаждение, испытанное им благодаря ей! Она почувствовала, как он пошевелился, словно выходя из оцепенения. Линнет забыла самое себя; канули в небытие все строгие наказы ее английской нянюшки, ее бесконечно повторяемая фраза:
"Леди себе такого не позволяют!» Она чувствовала себя просто женщиной в этом тихом уединенном месте, и рядом с ней лежал ее любимый. Он такой смуглый, такой темнокожий и такой темноволосый, и такой… недоступный; долгие месяцы она изнемогала от желания прикоснуться к нему, от ненасытного желания.
Линнет положила ладони на его круглые, крепкие, мускулистые плечи и повела алчущими пальцами вдоль рук Девона, пока вся она не оказалась лежащей на нем; затем вновь стала приподниматься, чувствуя, как ее соски касаются его кожи. После этого Линнет стала целовать Девона — она покрыла своими поцелуями всю его спину; ее жадные пальцы и рот ласкали и одновременно исследовали тело Девона, в них были любопытство и чувственное возбуждение.
— Боже праведный, Линнет! Я не могу больше терпеть. Иди ко мне!.. — Девон схватил Линнет за руки и уложил рядом с собой — и тут же почувствовал, как вновь напряглось ее тело. — Теперь я не сделаю тебе больно. Поверь.
Линнет всегда безраздельно верила Девону. Об этом доверии он просил ее давным-давно, в примитивном индейском шалаше, и получил его; затем Линнет лишила его своего доверия, но теперь она вновь возвращает его Девону вместе со всепрощающей и всеобъемлющей любовью. В этот раз ей действительно не было больно, и Линнет удалось даже испытать всю остроту наслаждения. Движения Девона были очень медленными и осторожными до тех пор, пока он не заметил, что Линнет тоже хочет его. Вцепившись в его руки, она вся потянулась к нему и стала двигаться в такт с ним. Они вместе постепенно поднимались на волне обуревавшей их страсти, низвергнувшей их в бездну неистовства, они вместе стремились к завершению и, наконец, в один и тот же миг почувствовали взрыв безумного блаженства, принесший им счастливое облегчение. Они лежали рядом, прильнув друг к другу, потные, удовлетворенные друг другом, — и спали.
Первым проснулся Девон и молча стал одеваться, стараясь не глядеть на Линнет, прелестное тело которой орошали потоки солнечного света. Одевшись, он ушел. Он получил то, чего желал; Линнет расплатилась с ним, наконец, за свое спасение, а теперь пусть тешится с кем хочет — хоть с Кордом, хоть с чертом!
Ноги сами повели его на север, к стоянке племени шоуни, где жил его дед. Ему нужно было некоторое время, чтобы во всем разобраться.
Молодого человека, пришедшего в деревню шоуни с тушей только что убитого оленя, переброшенной через плечо, приветствовали с большой радостью, подняв громкий гвалт. Женщины забрали тушу, и молодой человек прямиком направился к большому круглому вигваму своего прадеда. Лицо старика было покрыто паутиной морщинок. Как только старик улыбнулся своему высокому и стройному внуку, морщины сразу же пришли в движение.
— Тропинки белого человека сделали тебя мягким, — такими словами он приветствовал юношу.
Молодой человек непроизвольно провел рукой по своему твердому и плоскому животу и, присаживаясь перед дедом, ухмыльнулся:
— Позволь мне некоторое время провести с моими братьями.
Утвердительно кивнув, старик снял со стены длинную глиняную трубку.
— Добро пожаловать. Ты знаешь, что тебе всегда рады. Тебя что-то беспокоит? — И он взглянул на Девона поверх трубки.
— Лучший лекарь — это время.
Старик немного помолчал, устремив куда-то неподвижный взгляд, его глаза были похожи на крошечные стеклянные бусинки.
— Здесь замешана женщина, — спокойно заметил он.
Голова внука резко вздернулась, а старик издал сухой смешок.
— Я ведь не всегда был таким, как теперь. Когда-то и я был молодым. Оставайся и попытайся или забыть, или вспомнить эту женщину.
— Мой дед — очень мудрый человек. — Юноша взял трубку из длинных, худых и сухих пальцев, и они стали курить вместе. Слова больше были ни к чему.
Проснувшись и обнаружив, что она одна, Линнет не очень удивилась: она предвидела, что он уйдет. Было совершенно очевидно, что его ненависть и ревность по отношению к Корду были сильнее тех чувств, которые Девон питал к ней.
Оседлав коня, Линнет неспешным шагом направилась к Шиповнику.
Прошло шесть недель. Девон так и не вернулся, а Линнет окончательно уверилась, что она беременна. Она не знала, как поступить, и еще ей хотелось знать, станут ли жители Шиповника заботиться о ней как прежде, когда выяснится, что она носит внебрачного ребенка.