Шиповник

— Да, сохранила. — Линнет чувствовала, как ее охватывает гнев. Какое он имел право возвращаться в ее жизнь? Она уж как-то приспособилась к жизни без него. Иногда даже могла по несколько часов кряду не думать о нем… Так кто дал ему право вернуться?

— Зачем ты пришел? — требовательно спросила она.

Он снова сел за стол и стал есть.

— Я спрашиваю, зачем ты пришел, и жду ответа! Девон спокойно положил на стол ломоть хлеба.

— Да просто проходил мимо, а прослышав, что здесь живет одна старая знакомая, решил задержаться и поздороваться с ней.

— Одна знакомая, — сказала Линнет тихим голосом, не предвещающим ничего хорошего. — И ты можешь просто так сидеть здесь, как раньше, как в Шиповнике, когда я учила тебя читать? — Ее голос зазвенел, угрожая перейти в пронзительный крик. — И ты можешь так спокойно говорить со мной после всего, что произошло между нами? После той ночи, когда мы… — Она почувствовала, что к глазам ее подступили слезы. — Ну что ж, а я вот не могу! — закричала Линнет. — Я уехала из Шиповника, чтобы никогда больше тебя не видеть… Я и сейчас не хочу тебя видеть! Уходи, убирайся отсюда и никогда больше не возвращайся! Понятно?! — Она кричала, чуть не срывая голос, и слезы застилали ей глаза. Линнет выбежала в открытую дверь и помчалась к лесу.

Девон тихо сидел за столом, глядя, как она убегает от него. Бегает она так же медленно и неуклюже, как и раньше, подумал он, затем повернулся к накрытому столу и широко улыбнулся. Похоже, впервые за два года ему по-настоящему захотелось есть. Как часто он отставлял еду в сторону и принимался за кувшин с виски. А сейчас у него не было никакого желания напиваться.

Итак, Линнет все-таки не забыла его! Намазав на хлеб слой свежего масла толщиной с дюйм, он надкусил бутерброд и стал изучать следы, которые оставили его зубы. Она полагает, что он забыл ту ночь, когда они были вместе. Ту самую ночь, после которой все женщины превратились для него в ничто на целых два года! Иногда ему приходилось бывать в постели с женщинами, но ни одна из них не могла осчастливить его любовью, ни одна…

Девон улыбнулся и проглотил еще один кусок хлеба. Если она до сих пор так хорошо его помнит, то почему бы им немного не поразвлечься, прежде чем он отправится обратно в Шиповник, а она вернется к своему господину Сквайру? Господи! Каким надо быть человеком, чтобы позволить величать себя «господином»? А впрочем, ему-то что за дело? Ему бы добиться своего.

Глава 14

— По моему мнению, это стыд и срам — то, что она посмела привести его сюда, в город, где живут добропорядочные христиане. Да на него только глянешь — сразу становится ясно, кто он такой. Ведь ребенок — вылитый он, — заявила Джули.

— И мало того, она еще возобновила с ним отношения, именно те самые, прежние их отношения. Как утверждает Бутч, он возвратился в свою комнату только под утро. — Ова с таким остервенением заработала над стеганым одеялом, что стежки из-под ее руки стали выходить слишком длинными.

— Вот я и хочу узнать, — продолжала Джули, — что мы намерены предпринять в связи с этим. В Спринг-Лик живут, добропорядочные, богобоязненные люди, и мне явно не по душе то, что происходит у нас под носом. К тому же она еще и школьная учительница! Чему она научит наших детей?

— Ты совершенно права! — ответствовала Ова. — Учитель должен быть примером, и если мы сейчас имеем дело с одним из примеров того, во что она верит, — ну, ты понимаешь, о чем я говорю…

— Еще бы мне не понять! — Джули быстрее заработала иголкой, а ее голос стал еще громче:

— Я сразу поняла, что от нее добра ждать не приходится, особенно после того, как она постоянно стала преследовать господина Сквайра.

— О, господин Сквайр! — Ова так и застыла с иголкой в руках. — Мы совершенно забыли о господине Сквайре!

— Невинный ягненочек, он нуждается в нашей защите!

— Безусловно! И, как я думаю, кто-то должен ему рассказать о том, что творится под самым его носом. Джули и Ова уставились друг на друга.

— Это наша обязанность, — сказала Джули.

— Как истинных христианок, — добавила Ова. С этими словами обе женщины отложили шитье и, выскочив на улицу, проворно засеменили к большому бревенчатому дому господина Сквайра.

— Доброе утро, леди. Сегодняшний день обещает быть очень славным, не правда ли?

Внезапно смутившись, Ова посмотрела себе под ноги, однако Джули сохраняла спокойствие.

— Сквайр, боюсь, что у нас к вам неприятное дело.

Лицо господина Сквайра сразу стало серьезным.

— Надеюсь, никто не пострадал? Ова вздохнула.

— В этом вы весь: всегда в первую очередь думаете о страданиях других. Боюсь, что в этот раз пострадавшим являетесь только вы, и наш долг…

— Наша христианская обязанность, — вставила Джули.

— Ну да, — продолжала Ова, — из чувства долга мы обязаны посвятить вас в то, что происходит в вашем городке, в вашем, так сказать, доме. С вашей стороны уже будет большим благодеянием, если вы только пожелаете вникнуть в то, что происходит.

— Не желаете ли присесть, леди, и дать мне возможность выслушать вас? — Он указал им на кресла, стоящие на веранде, и, когда дамы расселись, продолжал: