Шипучка для Сухого (СИ)

Я смотрю на серое небо, уже с весенней просинью. И вспоминаю осень Питера.

И девочку, такую напряженную и отчаянно храбрящуюся в моей машине.

Ремнев за спиной что-то говорит о выгодах по распиливанию «Глобала», я не слушаю. Я все решил уже давно.

— Олег, ты читал Пушкина? — перебиваю его вопросом, — «Вещего Олега»?

За спиной пауза. Многозначительная такая. Наверно, переглядываются. Решают, не сдвинулся ли я окончательно.

— Эээ… Читал… — осторожно отвечает Ремнев.

— Как там? Напомни… «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам?»

— Вроде…

— Вопрос закрыт. По поискам что?

— Пока ничего. Ищем.

Нестерпимо хочется вдарить кулаком по стеклу. Так, чтоб осколками острыми и вниз.

— Номера все на прослушке?

— Само собой.

Конечно, может, это и неправильно: подключать к поискам и личным делам работников, но здесь без вариантов.

Все сильно заинтересованы в том, чтоб найти Ольку. Потому что лишь в этом случае они увидят нормального босса.

Сейчас в кабинет ко мне только Вася заходить не боится.

Ну, и еще Лысый.

Но он отморозок, так что это не показатель.

Разумные люди опасаются. И все делают для того. Чтоб быстрее решить проблему. А она не решается!

Не решается, сука!

Нахера мне такие бабки? Нахера мне это все? Если я не могу найти свою женщину?

— Она не пересекала пределы Московской области, это точно. Но вот в пределах…

— У нас мало камер везде натыкано? Мне казалось, с этим проблем нет, — хриплю я.

— Нет. Но для того, чтоб ее зафиксировать, необходимо, чтоб она передвигалась. А она не передвигается.

— Ты точно уверен, что она не успела уехать?

— Да. Говорил же. Закрыли все буквально через час. Она в пределах области. Точно. Она физически не могла уехать.

— Какие дальнейшие шаги?

Молчание. Наверно, опять переглядываются.

— Сухой, есть вариант еще… Но не знаю… — нахальный, слегка развязный голос молчавшего до этого Лысого заставляет обернуться.

Смотрю молча. Ремнев кривится и отворачивается. Вася у двери напрягается.

— Короче… Может, во всяких там центрах глянуть? Ну, типа для женщин, попавших в трудную ситуацию и всякое такое…

— А не смотрели? — перевожу взгляд на Ремнева, потом на Васю.

Они молчат одинаково сконфуженно.

Бл****!!!

Вася исчезает за дверью, а Лысый достает сигарету, прикуривает, продолжает:

— Я сам не в курсе был, что такое есть, у меня Ленка сидит на всяких там форумах для мамочек, недавно мне трепанула…

— А какого это Расческа про такие вещи читает? Достал ее уже, успел? — не упускает случая подколоть Ремнев.

Лысый тут же оскаливается, собираясь матерно отлаиваться, но вспоминает, где он, и только сверлит злым взглядом Ремнева.

Эта их братская любовь уже стала притчей во языцех. Они могут лаяться до драки, но, если надо, умеют выступать единым фронтом.

— Почему Расческа? — задаю тупейший вопрос, хотя мне вообще не интересно это сейчас.

— Потому что мозги ему начесывает так, что только борозды остаются, — усмехается Ремнев, — кровавые.

Лысый молчит. Курит зло. Щерится многообещающе.

Хорошая у меня команда.

Вот только одну маленькую женщину полгода в Москве найти не могут.

Возвращается Вася.

— Все центры на территории Москвы и области сейчас проверяются. Там сложность, женщины могут находиться анонимно, это специальная программа. Но в любом случае при поступлении их фиксируют. И вносят в базу. Должны.

— Хорошо. Чуть что, сразу ко мне.

Я отворачиваюсь к окну.

Хлопает дверь.

Я остаюсь один и опять смотрю на тварь, раскинувшуюся под моими ногами. Такую ласковую и продажную.

Ну что, сука, думаешь, я тебя не поимею?

Поимею.

Морозная Москва не смотрит на меня,

Морозная Москва мне в спину ветром воет.

Морозная Москва, ледышками звеня,

Запрячет вновь тебя и вьюгою укроет.

Проклятая тоска мне душу изнурит,

И ляжет, как ярмо, на плечи, прогибая,

Проклятая Москва, смеется, говорит,

Что не вернет тебя, что ты уже чужая.

Мне холодно сейчас, мне пусто и темно.

И яркие огни гирлядой заштрихуют

И горло захлестнут, но знаешь, все равно

Тебя я отыщу. И ноги зацелую.

М. Зайцева.

40. Встреча

Мне сегодня почему-то тревожно. Весна за окном, голые ветки парка чернеют мокро и выжидающе.

Я смотрю.

Машинально, уже по привычке, поглаживаю живот. Разговариваю с Димкой.

— Весна. Да, малыш? Ты все уже зеленым увидишь. Веселым. А сейчас грустно. И мне почему-то грустно…

Смаргиваю слезы. Эй, Шепелева, ты чего опять?

Нет. Поначалу я плакала. Было дело.

Очень тоскливо как-то все, очень пусто. Опять обмануться. Совершить ошибку, чуть не стоившую жизни самому дорогому, что есть в твоей жизни, это, знаете, расстроит любого.

Но ничего.

Прорвались.

Не без помощи добрых людей, конечно. Их так много, оказывается. Главное, оглянуться вовремя. И не постесняться принять помощь.

Я тогда, полгода назад, просто вышла из больницы, прошла парк, а потом запал и силы кончились. Так и рухнула на лавочку рядом с больницей. Лицо руками закрыла.

Мимо шла женщина с собачкой, остановилась, спросила, все ли в порядке.

А у меня ничего не было в порядке! Ничего!

Я подняла на нее заплаканные глаза.

И попросила позвонить.