Шипучка для Сухого

— Вот, хозяйка, мы покупаем твой клоповник. Здесь нормально. И даже переплатил. За срочность. И еще доплачу, если завтра съедешь. Мебель можешь оставить. Прикольно.

Я всего ожидала, только не этого. То есть… Они хотят квартиру купить? Мою? Но я…

— Но я не продаю квартиру…

— Продаешь.

И сказано это с такой уверенностью непрошибаемой, что мне становится еще страшнее.

Я сразу вспоминаю о подобных случаях. Очень сейчас модно у новых хозяев жизни покупать квартиры в старых питерских домах. И хорошо, если покупают. Понятие «черный риэлтор» уже прочно вошло в обиход, земля слухами полнится. Да и газеты стараются.

Поэтому я сразу понимаю, кто ко мне пришел. И так же понимаю, что я попала. Но в любом случае отдавать свое я не собираюсь. Это квартира моей прабабушки, в ней она с моей бабушкой всю блокаду прожила. Меня отсюда только вперед ногами.

Я резко перестаю волноваться и дрожать. Смотрю твердо в глаза сначала одному, потом второму.

— Нет. Уходите.

— Больше хочешь?

— Нет. Я не буду продавать квартиру. Ни при каких условиях.

Они переглядываются. Лениво так, насмешливо. Словно прикидывают, что со мной сотворить.

Я делаю маленький шажок к телефону.

Успею? Нет?

— Давай так, коза, — неожиданно вступает в разговор тот, что пониже ростом, и я вздрагиваю. Пустой у него голос. Мертвый. — Ты думаешь до завтра. А потом соглашаешься. Неохота с тобой… Ну ты поняла, да?

— Нет.

— Ну, значит, завтра поймешь. Подумай все же. Мы придем с утра. И да, цена уже будет другая, раз ты такая борзая.

Они молча проходят мимо меня, так и замершей на месте с судорожно сжатым в кулаке воротом кофты.

Уходят? Они уходят?

Не успеваю я облегченно выдохнуть, как высокий останавливается возле меня, бесцеремонно хватает за подбородок, поднимает:

— Ниче так… — переглядывается с приятелем, — давай, ты завтра не согласишься? И тогда я тебя на счетчик поставлю. Будешь каждый день натурой расплачиваться. А то дерзкая очень.

Я резко дергаю подбородок, вырываясь и с трудом сдерживая желание ударить по мерзкой роже.

Понимаю, что он только этого и ждет. Готов к этому.

Поэтому просто смотрю. Зло и надменно. Я надеюсь, что это так. Я надеюсь, что во мне хоть что-то осталось от моих предков, которые таких тварей даже на порог не пускали. И не боялись. И хоть я пустила и боюсь, но все же…

Он хмыкает, возвращает руку, проводит большим пальцем по нижней губе. И это мерзко. До тошноты.

Но я терплю. Чтоб не провоцировать.

И меня вознаграждают.

Уходят.

Я какое-то время неверяще смотрю на дверь. А потом сначала бросаюсь запирать ее на все замки и только после этого бегу к телефону.

Но разговор с милицией ничего не дает. Мои бессвязные объяснения о том, что приходили, угрожали и вообще, разбиваются о привычное равнодушие. Я жива? Жива. Вреда не причинили? Нет. Вот когда причинят, тогда и обращайтесь.

Я кладу трубку и начинаю в панике ходить из угла в угол в поисках выхода из ситуации.

Я слышала, конечно слышала, знаю о таких историях и отдаю себе отчет, что меня пока что очень вежливо предупредили. Очень вежливо.

Газеты рассказывают совершенно страшные вещи про хозяев таких квартир, попросту пропавших без вести… Хотя не факт, что и со мной так же не будет. Кто им помешает забрать у меня деньги после подписания документов? А меня саму… И это еще будет легкий вариант, если просто убьют. А, судя по мерзкому интересу в глазах высокого, меня не просто убьют. Поиграют сначала.

Становится так страшно, так жутко!

В первую очередь, от собственной беззащитности.

Я внезапно отчетливо понимаю, что совсем одна, что никто обо мне не будет переживать, беспокоиться. Родных не осталось. Работа и дом — вот все, что у меня есть! Даже друзей не нажила как-то. Всегда была тихая, скромная, хорошо и много училась. Последние годы провела у постели бабушки. Ради того, чтоб ее поддержать, и в мед пошла! Слишком дефицитные сейчас лекарства. Да что говорить, обычных бинтов не хватало! Иголок! Шприцов!

Я думала только об облегчении боли для родного человека, работала, училась, выживала.

И вот теперь я совсем одна. Господи, да у меня даже парня нет! Из знакомых только Веник!

Веник!

Я бросаюсь к телефону, но трубку так и не снимаю.

Он не поможет.

Сын интеллигентнейших родителей, умный и спокойный, Веник всегда был не от мира сего немного, как и многие гении. И перебивался случайными заработками. Как и многие никому сейчас не нужные гении. Я не сомневаюсь, что он решит помочь.

И, возможно, приедет сюда, ко не, чтоб завтра встретить этих людей.

И я прекрасно знаю, чем такая встреча закончится.

Нет, подставлять Веника я не могу.

Но что же делать? Что?

Из головы не выходит Олег.

Это ведь он!

Внезапное озарение отдает еще большим холодом.

Конечно, он!

Он, наверно, с ними заодно! Разведчик! Выведал, где живу, что совсем одна, и прислал этих…

На душе, кроме страха, становится невероятно противно.

Я вспоминаю его взгляд, такой тяжелый, такой пугающий… Такой внимательный. Как он смотрел на меня сегодня на кладбище… И потом, в машине. Как я обманывалась! Какая я дура!