Шипы и розы (Шепот роз)

Сабрина откинула голову, глаза пылали темным огнем. — Естественно, я поверила ей. Почему бы и нет? С первой встречи ты без умолку втолковывал мне, что всей душой и всем сердцем ненавидишь и презираешь мой клан. Если поверить тебе, Камероны твои злейшие враги, а по-моему, ваша неприязнь вызвана элементарной завистью. Макдоннеллы не могут простить нам того, что мы сумели обустроить свою жизнь, что мы живем как люди, а не как скот. При этом вы умышленно упускаете из виду, что наше благосостояние далось нам тяжким трудом. Скажи, пожалуйста, есть ли у меня основания считать, руководствуясь твоими собственными словами и делами, что ты не способен совершить подлое убийство?

Морган не верил собственным ушам. Неужели после того, что было между ними, она не поняла, что он собой представляет? Неужели его трогательное отношение к жене, их совместная, пусть недолгая, жизнь не открыла ей глаза? Не может быть, чтобы давняя межклановая вражда оказалась сильнее взаимной любви и душевной привязанности.

Он было потянулся к Сабрине, но она отпрянула с отвращением, столь очевидным, что сомневаться в его искренности не приходилось.

— Не трогай меня! — почти взвизгнула больная. — Меня тошнит от одной мысли, что ты можешь ко мне прикоснуться. Ты просто дикий варвар и не смей дотрагиваться до меня своими грязными лапами.

Все поплыло перед глазами Моргана. Пальцы непроизвольно обхватили подбородок Сабрины и откинули ее голову на подушку. Великан не применял силу, а просто держал ее в этом положении, внимательно изучая дорогое лицо в поисках правды. Он все еще не мог поверить, что она говорила искренне, но одновременно в душе его вскипала ярость. Пальцы его чуть сжались, и лицо Сабрины исказила гримаса боли и страха.

Морган отпустил больную и откинулся назад, тяжело дыша. Ему стало стыдно за свое поведение.

Сабрина между тем вновь заговорила, как будто не удовлетворившись тем, что воткнула нож в сердце Моргана, хотела еще и повернуть лезвие в кровоточащей ране.

— Неужели ты ничего не понимаешь? — прошипела она сквозь стиснутые губы, а потом нанесла свой самый страшный удар, проявив непростительную жестокость, — откинула край одеяла и продемонстрировала пару стройных ног, которыми еще совсем недавно обвивала мужа в порыве страсти. Теперь они лежали, бледные и безжизненные, оплетенные веревками и деревянными шинами. — Не забывай, что это произошло по твоей вине. Теперь уже не важно, как ты намеревался поступить с моим отцом. Никогда не прощу тебе того, что ты сделал со мной.

Морган встал, поправил накидку на плечах, распрямил плечи, прошел к камину и снял со стены церемониальный палаш Камеронов. Сабрина побледнела, но не проронила ни слова. Морган положил тяжелый меч у ног больной.

— Знаешь, детка, за время общения с Ив тебе бы следовало выучить один небольшой урок: если хочешь вырезать мужчине сердце, пользуйся клинком. Так оно будет быстрее и не причинишь лишних страданий. — Он сухо поклонился. — Не смею более затруднять ваше величество. Понимаю, что мое присутствие не доставляет тебе никакого удовольствия, и спешу откланяться. — С этими словами он круто развернулся и вышел из спальни, оставив Сабрину одну.

Как только за мужем закрылась дверь, Сабрина схватила скромный букетик, который давеча сама презрительно отбросила на кровать, и прижала к лицу, стараясь заглушить рвавшиеся из груди горькие рыдания.

Спустя неделю Сабрина полулежала в кровати, ожидая, когда подадут карету, которая отвезет ее назад в отчий дом.

Сборы были короткими, и лишь обряд одевания занял довольно много времени. В дело вмешался батюшка, проявивший завидное терпение и нежность, как бывало и в детстве, когда он помогал тогда еще маленькой девочке просунуть руки в рукава платья и застегнуть все пуговицы. На этот раз особое внимание было уделено бархатному плащу, который должен был согреть в пути и заодно прикрыть шины на ногах. Сабрина безмолвно подчинялась и напоминала сломанную детскую куклу, а сейчас устала и молча вперилась в потолок.

Дугал стоял у окна спиной к дочери, не в силах спокойно смотреть на ее страдания. Через некоторое время он с тяжким вздохом повернулся и уставился на профиль больной, бледный и такой хрупкий, что, казалось, мог рассыпаться от легкого дуновения ветра. Пухлые губы Сабрины были сжаты, глаза холодны и устремлены куда-то вдаль, словно Сабрина находилась в ином мире, недоступном для ее близких.

Сердце Дугала сжималось от бессильной ярости, хотелось винить в случившемся с дочерью несчастье Моргана, Бога либо злой рок, но каждый раз, проходя мимо зеркала, Дугал видел вину лишь в собственных глазах. Можно было пожалеть Моргана, простить Бога и со временем примириться с судьбой, но найти оправдание самому себе Дугал не мог.