Шипы и розы (Шепот роз)

Здоровенная фигура Фергюса Макдоннелла, сидевшего на подушке у ног Сабрины, зашевелилась, детина встал и отвесил хозяйке неловкий поклон.

— Спасибо за чай и угощенье, миледи. Премного вам за все благодарен.

Сабрина отложила лютню и протянула гостю руку, утонувшую в его громадной жесткой ладони.

— Это я благодарю вас, мистер Макдоннелл. Никогда не думала, что горцы слагают такие чудесные баллады. Убеждена, что мой супруг оценит их по достоинству в долгие зимние вечера, которые нам всем придется коро тать в замке. Не правда ли, дорогой?

Прошло не меньше минуты, прежде чем Морган осознал, что вопрос адресован ему.

— А?

Фергюс остановился в дверях и сказал Моргану наставительным тоном:

— Не надо хрюкать на жену, парень. Ты же не свинья, черт возьми! — Он поднял и забросил на плечо Моргану конец пледа. — И нечего появляться полуголым в присутствии леди. Можно подумать, отец совсем не научил тебя хорошим манерам.

Фергюс дружески хлопнул Моргана по спине на прощание и, слегка раскачиваясь, вышел в коридор. Сабрина занялась домашними хлопотами, убирая чайную посуду и что-то напевая под нос, словно внизу в зале целая толпа Макдоннеллов не ожидала с нетерпением громового выстрела пистолета Моргана.

— Приятный человек, правда? — Сабрина сдула пылинку с молочника. — Под всей его показной грубостью прячется душа настоящего джентльмена.

Морган захлопнул рот. Однажды Фергюс у него на глазах снес человеку голову одной рукой, в другой зажав баранью кость, которую продолжал обсасывать.

— Да, можно сказать, прирожденный поэт.

Морган сказал это спокойно, но что-то в его тоне насторожило Пагсли, и мопс быстро забрался от греха подальше под кровать, оставив на виду только мелко вздрагивавший загнутый хвост.

Тихо закрыв дверь, Морган обратился к жене:

— Тебя не затруднит, детка, объяснить, чему я обязан присутствием в твоей спальне столь высокого гостя?

Сабрина не спешила с ответом, отчищая рукавом грязные отпечатки пальцев Фергюса на фарфоровой чашке.

— А что здесь, собственно говоря, объяснять? Я пригласила его выпить со мной чаю, а он в знак благодарности предложил научить меня некоторым горским балладам, весьма приятным, между прочим, и как нельзя кстати. Ведь тебе же наверняка очень быстро могут прискучить английские песни, которым обучила меня матушка. — Сабрина чуть сморщила нос. — В них слишком часто упоминается, как англичане расправлялись с беспокойными шотландцами.

— Скажи, пожалуйста, это, наверное, такой английский обычай — пить чай наедине с незнакомым мужчиной? Причем в спальне?

— Вообще-то нет… — Сабрина поставила чашку и принялась за чайник. — Но, по-моему, общий зал не очень подходит для… — Она не закончила фразу, осознав смысл сказанного мужем; чайник выпал из ее рук, и от удара о край стола отлетела украшавшая его фарфоровая розочка; глаза девушки потемнели от обиды. — Ты что, обвиняешь меня в…

— Ни в чем я тебя не обвиняю, детка. Просто когда Альвина мне сообщила…

— Ах, конечно же, Альвина, — сказала Сабрина холодно, и в глазах ее вспыхнули гневные огоньки. — Естественно, Альвине ты сразу поверишь. В конце концов, она ведь из Макдоннеллов и заслуживает полного доверия. Не то что хитрые Камероны, так и норовящие всех обвести вокруг пальца. И где, интересно, вы были с Альвиной и чем занимались, когда она произнесла свои обвинения?

Морган виновато потупился, припомнив жадные ласки Альвины.

Сабрина заметила замешательство мужа и расстроилась еще больше.

— Я пальцем до нее не дотронулся, клянусь, — смущенно пробормотал Морган.

Казалось, жена не слышала его, у нее вырвался дрожащий смешок:

— Этого следовало ожидать, не так ли? Да и с чего бы это доверять мне? Ведь ты твердо убежден, что Камероны способны на любую подлость. Или я ошибаюсь? По-твоему, от Камеронов можно ждать чего угодно: мы убиваем гостей за банкетным столом, пытаемся отравить молодожена… Для тебя после этого будет вполне естественным вообразить, будто я готова переспать со всеми твоими соплеменниками.

Сабрина отвернулась, чтобы скрыть гнев, но о ее состоянии легко можно было догадаться, и Морган нехотя был вынужден признать свое поражение. Жена каким-то чудом сумела использовать его ярость и ревность в свою пользу. Ни один из Макдоннеллов даже в припадке гнева никогда бы не решился повысить голос в присутствии своего вождя, а эта хрупкая девчонка тихой сапой смогла так повернуть ситуацию, что Морган оказался в дураках, а его сородичи — жалкими трусами.

Морган поднял с пола фарфоровую розу, отколовшуюся от чайника, и тяжело задумался. Не надо было спешить и действовать под влиянием минуты, следовало вначале трезво обдумать слова Альвины, и сразу же стало бы ясно, насколько абсурдно ее обвинение. «Да, приходится с грустью признать, что я слишком часто рвусь в бой, не оценив обстановки, не прикинув, во что мне обойдется победа, а в результате ломаю и гублю все самое дорогое для меня: собственную мать, бельмонтскую розу и доброе отношение жены».