Шипы молчания (прогонка)

Я усмехнулся и сказал: «Может быть, это не подходит для твоих ушей», нарочно придав этому звучанию многозначительный смысл. Не то чтобы меня привлекла эта женщина. Да, она была красива, но мне ничего в ней не помогало.

Она потянула за подвеску на своем ожерелье, необычный символ, который я не мог различить, и подняла бровь. "Испытай меня." На ее лице промелькнуло сомнение, румянец залил ее щеки, но затем она пошла на это. — И никакой ерунды, Данте.

Это все, что она могла от меня получить. Я не мог сказать ей, что мое похищение, вероятно, как-то связано с мафиозной деятельностью моего отца. Анджело Леоне был жестоким ублюдком и вел дела с людьми еще хуже, чем он сам.

Я провел большим пальцем по нижней губе. — Раз уж вы настаиваете, Доктор. Она ждала, затаив дыхание, моих следующих слов. «Иногда они мне снятся».

"ВОЗ?"

«Мужчины и женщины, которые там были», — ответил я, глядя на часы.

Она приняла мой ответ, но продолжила расследование. «Как ты думаешь, почему эти мужчины и женщины появляются в твоих воспоминаниях? Или, вернее, почему, как вы думаете, они появляются в ваших воспоминаниях о том времени?»

«Потому что монстры бывают разных форм и размеров». Нетерпение пронзило мою кожу, зудя, как и покрытое шрамами тело. Я не пытал и не убивал уже больше недели, и потребность наброситься на меня так сильно пульсировала во мне, что я почти ощущал ее вкус. Если я не увижу каких-либо действий в ближайшее время, я боялся, что меня поглотят мои собственные демоны.

Две вещи вызвали у меня потерю сознания, которая терроризировала всех вокруг меня. Алкоголь (за исключением пива) и избыток энергии.

Я мечтал о мести. Я планировал, как это сделаю, но единственная проблема заключалась в том, что мои монстры были невидимы. Безликие мужчины и женщины. Мои сны и смутные воспоминания издевались надо мной, нашептывая вещи, которые я не мог понять.

Поэтому я сосредоточился на одном, что мог контролировать: мести моему отцу. Он отказался платить выкуп, оставив меня на милость похитителей. Конечным результатом стал сломленный разум и израненное тело, а это просто не годилось.

— Знаешь, что они с тобой сделали? — спросила она, отведя взгляд и сосредоточившись на моем практически пустом файле. Я знал, на что она намекает – на сексуальное, психологическое или физическое насилие. Однако шутка была над ней, потому что мое психическое и физическое насилие началось с моего собственного отца, когда я был еще ребенком.

«Нет», — солгал я. Ну, не технически. Я знал, что меня пытали, потому что очнулся в больнице с настолько обширной медицинской картой, что приходилось вызывать врачей со всей страны, чтобы помочь мне в лечении. Отсрочка заключалась в том, чтобы не вспоминать, и я, честно говоря, предпочитал именно так.

— Твои воспоминания могут вернуться, — защитила она себя.

Я пожал плечами, не настаивая на этом. Мне стало легче, когда я обнаружил, что мои воспоминания стерты. В течение нескольких недель после моего пребывания в больнице они медленно начали просачиваться, туманные и искаженные. Я вспомнил свое детство, дерьмо, через которое нас заставил пройти отец, мою связь с братом. Это были воспоминания о похищении – о месяцах до, во время и после него – которые еще не вернулись. Я смирился с этим, когда понял, что не существует надежного способа повернуть ситуацию вспять. Единственное, что я мог контролировать, это то, кто знал об этой… слабости . Я не хотел, чтобы об этом узнал кто-то, кроме моих ближайших родственников. Мне не нужна была жалость; Мне не нужно было беспокоиться о том, что мое положение в Омерте будет скомпрометировано. Я был готов оставить все это позади.

«Я в порядке, если они этого не сделают».

В ее глазах вспыхнула палитра эмоций. Ее интерес ко мне родился из любопытства. Кандидатская диссертация доктора Фрейда о преступном сознании принесла ей несколько наград и докторскую степень. Она не знала моей профессии, но я знал, что она об этом подозревала.

Она возилась с ручкой, записывая что-то. «Я считаю, что на данный момент ты блокируешь прогресс своего ума». Я закатила глаза, хотя должна была признать, что она была права. «Как проходит твоя свидательная жизнь?»

Я смеялся. — Вы приглашаете меня на свидание, Доктор?

Она взглянула вверх, растерянно. «Это было бы крайне непрофессионально».

Я ухмыльнулся. — Я не скажу.

Она покраснела более глубоким оттенком красного. — Но я буду знать. Доктор Фрейд обладала неоспоримым чувством честности, хотя я считал, что она сама что-то скрывает. Не то чтобы меня это волновало настолько, чтобы вникать в это. «Изменилась ли ваша свидательная жизнь после похищения?»

Да. Нет, я не знаю.

В моей голове мелькнули образы одуванчиков и улыбок на лице, спрятанном в темноте, но они исчезли прежде, чем я успел нажать на паузу. Как всегда .

«Я ненавижу свидания», — сказал я вместо этого.