Шипы молчания (прогонка)

Я замерла, затем наблюдала, как он потянулся за салфетками и очистил мои бедра, его прикосновения были болезненно нежными. Небрежно выбросив салфетки, он перевернул меня так, чтобы мы оказались лицом друг к другу.

Он все еще был одет. Я был полностью обнажен, если не считать пяток. Его спрятали, а меня разоблачили. Устойчивый и уязвимый.

Дотянувшись до выброшенного бюстгальтера и платья, он помог мне надеть их обратно. Я пригладила их, пока Данте провел своими толстыми, покрытыми венами пальцами мне по волосам. Когда я проигнорировал его, он поднял мой подбородок большим и указательным пальцами, сузил глаза и стиснул челюсти.

«В чем дело?»

Я хотел сказать так много вещей.

Я тебя ненавижу; Я тебя люблю. Ты использовал меня; ты меня сломал. Я до сих пор нуждаюсь в тебе. И я ненавидел себя за это. Почему я не мог двигаться дальше?

Что-то в темноте его глаз замерцало, может быть, даже смягчилось. Возможно, он сожалел. Возможно, теперь он перестанет притворяться. Мы могли бы поговорить о том, что произошло два года назад и...

Я не знал что, но мне нужно было знать.

« У вас есть привычка видеть людей призраками? Я подписал, мои пальцы дрожали, но этот простой вопрос прорвал плотину и затопил все мои чувства. — И почему ты все еще одет? Это должно быть энергетическое путешествие или что-то в этом роде?

Выражение лица Данте стало пустым и совершенно устрашающим.

— Что, черт возьми, ты сказал? Его голос был ледяным, когда он схватил меня за шею с такой силой, что пробрал меня до костей, а затем прижал к стене.

Мои зубы стучали, когда удовольствие тут же сменилось страхом. Мои руки прижались к его груди, ногти впились в его рубашку, желая вырвать его сердце, разорвать его на куски. Точно так же, как он вырвал мою.

" Отпустить. Мои губы шевельнулись, хотя он как будто и не видел их. Или, может быть, ему действительно было все равно. Он был подобен дикой собаке, обезумевшей и дикой, жаждущей хаоса, боли и наказания.

Это был второй раз в жизни, когда я чувствовал себя таким беззащитным. Глаза Данте были безэмоциональными, лишенными жизни, и их было трудно читать. Он изучал меня с апатией, граничащей с апатией психопата.

Я был заморожен. Ошеломлен и недоверчив тем, как быстро он перешел от страсти к этому. Жестокий монстр. Этот человек передо мной был неузнаваем.

В глазах у меня затуманивалось от нехватки кислорода и невозможности этого момента. У меня было такое ощущение, будто я наблюдаю за происходящим, оторванный от собственного тела. Точно так же, как когда я лежал в больнице и продолжал умолять о нем.

Нажмите. Нажмите. Нажмите.

Я почувствовал последнюю трещину в своей душе. Или, может быть, это было мое сердце. Мое тело пульсировало от боли, которая дошла до самой груди. Я чувствовал это всеми фибрами своего существа.

Больше не надо. Никогда больше не трахайся.

Я попыталась замахнуться на него кулаком, но он без усилий схватил мою руку, и я почувствовал, как она обмякла под его хваткой. Я бросила последний взгляд на его лицо и поняла, что именно так я и умру, задушенная человеком, которого когда-то знала, тем, кому я отдала свое хрупкое сердце. Потому что хоть убей, я не мог найти Данте за холодной, горькой яростью, которой сияли его глаза.

Мое внимание привлек блеск серебра в кармане его куртки. Не задумываясь, я залез в его пальто и обхватил рукой металлическую рукоятку его пистолета. Когда за моими веками начали появляться черные точки, я вытащил его, щелкнул предохранительным выключателем – точно так же, как это делал Папа, – и вслепую нажал на спусковой крючок.

Мощь и сила оружия обезоруживали, звук был настолько громким, что даже я мог его услышать. Отголоски пронзили мои уши и пульсировали по всему телу.

Его глаза встретились с моими, и они больше не были бесстрастными. В них танцевала гамма эмоций. Шок. Ужастик. Сожалеть .

Он закрыл глаза и прислонился лбом к моему. Он очень медленно покачал головой, затем опустил ее вниз, его нос коснулся моего, пока я стоял, застыв.

Я понятия не имел, что только что произошло. Как он перешел от желания убить меня к… поцелую меня.

Я оттолкнул его, и его колени упали на пол. Мой взгляд остановился на его стороне, малиновый цвет просачивался сквозь его белоснежную рубашку и медленно расширялся.

О боже, я застрелил кого-то. Я чертовски застрелил Данте.

— Ты выстрелил в меня. Я кивнул, но уже не так самодовольно и счастливо, как следовало бы. "Зачем ты это сделал?" Я читал по его губам, потому что он сжимал рану, надавливая, чтобы остановить кровотечение.