Шипы смерти (прогонка)

Он покачал головой. «У меня его нет. Имена знает только София, и она ни с кем ими не делится».

Тогда он мне был бесполезен. Раздался выстрел, эхом разнесшийся по темному причалу.

«Скажи им, чтобы не трогали его дочь», — приказал я Мануэлю, взглянув на Кингстона. Холодный воздух волнами скатывался с него. Я не спускал с него глаз, переключился на итальянский и сказал: « Stai bene? " Ты хорош?

« Си ». Кингстон был человеком немногословным.

Для него это было неподходящее время для одного из своих эпизодов. Не то чтобы он мог их контролировать. Я ждал, изучая его черты лица, чтобы убедиться, что его цвет лица не побледнел еще больше. Обычно это был первый признак его припадков. Наблюдать за этими эпизодами было неприятно.

— Я в порядке, — повторил он, на этот раз его голос стал более твердым.

Я кивнул.

«Мы должны найти крота», — заявил я. «Прежде, чем это будет стоить нам всего, что мы построили. Только мы четверо знаем об этом. Я сосредоточил свой взгляд на Ликосе, Кингстоне и Мануэле. — Он не покинет эту комнату, пока мы не найдём, кто бы это ни был.

И тогда этот проклятый крот заплатит каждой каплей их крови.

ВОСЕМЬ

ИСЛА

М

жизнь продолжалась.

Каким-то образом я разделил свою жизнь на две части: до Энрико и после него. Перед самым невероятным сексом в моей жизни и после… Будь он проклят! Было даже хуже осознавать, что это действительно возможно, а не просто история из ярких романов.

Прошла неделя с тех пор, как я видел его в последний раз, но я не мог избавиться от ощущения, что за мной наблюдают.

Несколько раз я мог поклясться, что видел на улице Донателлу Маркетти. Но когда я преследовал этого человека, он исчезал или оказывался невинным свидетелем, просто бродящим по улицам Парижа. Это меня раздражало, но я не знал, что с этим делать. Я мог бы позвонить старшему брату, но это казалось бы крайностью. Кроме того, мне придется признаться Илиасу, что я спала с Энрико Маркетти, а это было нелегко.

Вместо этого я просто продолжал заниматься своей обычной рутиной. Приближалась зима, и большую часть моего времени отнимали репетиции в Парижской национальной опере предстоящего спектакля « Лебединое озеро» Чайковского . На праздниках его повторяли снова и снова. Это была моя наименее любимая его пьеса. Мне больше всего понравилась увертюра «1812 год» . Не потому, что это была история поражения Наполеона от русской армии, а потому, что она передала столько сложных эмоций. Обезумевшее настроение народа после объявления Наполеоном войны, эта печальная гармония, возвещающая о близком конце.

Была поздняя ночь, и все девочки спали. Кроме меня. Я ворочался, не в силах найти покоя. Обычно игра на скрипке меня успокаивала, но от нее будило все здание, не говоря уже о моих друзьях.

Это заставило меня смотреть в темный потолок, мой разум путался в случайных мыслях, но всегда возвращался к матери.

Некоторые девочки выросли с проблемами отца, но у меня такой проблемы не было. Илиас заполнил эту дыру ролью, которую он сыграл в моем детстве. Он был моим братом, моим отцом, моим дядей. Он даже пытался исполнить невозможную роль моей матери. Конечно, я бы никогда не сказал ему, что он потерпел неудачу. Он чертовски старался.

Моя мать.

Она была загадкой. Хотя Иллиас много рассказывал мне о нашем отце, который был безжалостным бизнесменом и стал неоправданно жестоким с возрастом, о моей матери он хранил молчание. О том, кем она была. Ее родословная. Ее происхождение. Должно быть, он у нее был, но он отказался поделиться им со мной.

У меня всегда было ощущение, что он сделал это, чтобы защитить меня.

Трудно было просто отмахнуться. Она была моей матерью. Каждая девочка должна знать определенные вещи о своей матери. Любила ли она отца? Была ли она удовлетворена тем, что была второй? Потому что, зная кое-что из того, что мой брат Максим проговорился, наш отец потерял рассудок, когда умерла их с Илиасом мать. Это заставило меня задуматься, искал ли он утешения в моей матери.

Я вздохнул и повернулся на бок, глядя на пейзаж Парижа, мерцающий под полной луной.

В общем, я была счастливой девочкой. У меня были отличные друзья. Мы прошли через все трудности. Мы всегда поддерживали друг друга. И хотя жизнь могла усложниться теперь, когда Рейна вышла замуж, мы были одним целым. Всегда будет.

И у меня были замечательные братья. Я сразу вздрогнул. Один брат . У меня остался один брат. Максим умер прошлым летом, и хотя это не стало неожиданностью – не после того, как он столько лет боролся с проблемами зависимости – это все равно причиняло боль. Меня это все равно печалило. Я помнил его таким, каким он был до того, как впал в пропасть наркозависимости.

Тихий стук в дверь напугал меня, и я вскочил на матрас.

Дверь скрипнула – гораздо громче в глубокой ночи – и сквозь нее выглянули золотые локоны Рейны.

— Я тебя разбудил? прошептала она.

Я покачала головой и похлопала по месту рядом со мной на моей огромной кровати. "Неа. Я не могу спать».