Он думал, что было бы приятно встретиться с Золтаном Кертежи и поговорить о картинах. Золтан был в Париже, но он был блохой, и его можно было бы встретить идущим по улице в Зальцбурге. Если Ланни послал бы ему телеграмму, что он сел бы в самолёт и прилетел. Было бы приятно поплавать на лодке по реке Темзе и поговорить с Риком. Он был одним из немногих, кому Ланни мог рассказать о своих проблемах. Даже мысли о нем связывали его с ним. Он как бы слышал его голос, говорящий: «Это чертовски хорошая вещь. Это сделает из тебя человека!» Но Рик был далеко, и если приехать к нему, то можно было нарваться на Бьюти?
Тогда он подумал о Ганси и Бесс. Они тоже были людьми, которым он имел право излить свою душу. Он не видел их более года, и они могли бы многое рассказать ему про Южную Америку, Гавайи, Японию, а теперь и про этот конгресс Коминтерна! Сколько он продлится? Он решил, что его сводная сестра и ее муж были теми, кого он хотел бы видеть рядом с ним в этот несчастный момент своей жизни. Они были бы тоже рады, может быть, даже более рады, чем Рик. Они не любили Ирму. Он это знал, несмотря на то, что они пытались это скрыть. Они примут его с распростертыми объятиями и позволят везти себя туда, куда он только пожелает. Они вернутся в Бьенвеню и будут играть на скрипке и фортепиано в четыре руки хоть целый год, хоть целый день!
Приезды и отъезды Ганси, как правило, определялись датами концертов. Но теперь пара уже быстро двигалась через Сибирь в связи с Конгрессом. Так что у него может быть время, когда они будут свободны и могут устроить себе настоящие каникулы. Они возьмут на себя труд, чтобы сделать из него коммуниста но, конечно, он не будет возражать, он может даже позволить им добиться успеха на некоторое время. Это было бы хорошим способом, чтобы убедиться, что он освободился от Ирмы Барнс!
У него не было их адреса, но он знал, что в Советском Союзе к известным артистам относятся, как к полубогам. И это было одной из прекрасных вещей, которыми характеризовалась эта страна. Он послал телеграмму по адресу: «Ганси Робину, американскому скрипачу, вниманию Интуриста, Москва», и с текстом: «Нахожусь фестивале Ирма вернулась в Нью-Йорк несовместимости Каковы ваши планы Предлагаю вернуться через Вену Жду здесь Есть автомобиль Отвечать Зальцбург вниманию Америкэн Экспресс Ланни». Он предположил, что слово «несовместимость» скажет им больше, и ему не надо будет добавлять «одинокий» или что-нибудь подобное. «Есть автомобиль» поможет. Бесси Бэдд, которая также была воспитана на автомобилях, скажет: «О, бедняга. Мы должны ехать прямо сейчас, Ганси!». Ланни, зная их так хорошо, что мог слышать ответ скрипача: «В Зальцбурге с музыкой днём и ночью все могут быть счастливы. Давай дождёмся конца конгресса».
И, конечно, когда пришел ответ, в нём было сказано:
«Участие концертах не допускает немедленный отъезд Прибудем примерно через неделю Привет Вывод неизбежны новые горизонты Вас манят великолепные торжества Здесь конструктивные решения по вашей партийной линии Никогда не сдавайся Очень любим Гансибесс.»
Все было ясно, а также Ланни был рад видеть, что революционный пыл его сестры не полностью подавил ее чувство юмора янки. В течение многих лет Ланни сокрушался, что фракционные споры левых подвергали их всех опасности продвижения фашизма. Так что теперь, когда Коминтерн официально объявил единый фронт всех антифашистских элементов, шедевром семейного такта стало заявление, что представители пятидесяти стран, собранные на Конгресс, следуют партийной линии Ланни Бэдда! И когда гора так вежливо идёт к Магомету, он, конечно, не мог отказаться от её шествия!
Ланни не собирался охотиться за номером, потому что был не против, проехаться два раза в день по прекрасным горным пейзажам. Он прошел от Резиденсплаца к Плацлю, а оттуда в кафе Базар, наблюдая живописные толпы. Дамы из Гайд-парка и Парк-авеню носили
Ланни Бэдд, который встречал членов светского общества в десятках столиц, поздоровался с несколькими знакомыми и, возможно, сразу бы оказался бы «в гуще событий», но это не подходило к его настроению, побыть в одиночестве и поразмышлять. Он стоял у парапета моста и смотрел на шумную реку Зальцах, разделявшую город пополам. Он осмотрел дом Волшебной флейты[107]
. Он бродил по Гетрайдегассе и поднялся на три лестничных пролета к маленькой четырехкомнатной квартире, где жила семья Моцарта. Он осмотрел фарфоровую печь, на которой крошечный гений грел свои пальцы. А затем в музее Моцарта он увидел клавикорды, на которых ребенок учился своему утончённому и отзывчивому искусству.