Широки врата

Заядлый экскурсант решил выйти и посмотреть, что творится. Он оделся и спустился в вестибюль, где нашел несколько оставшихся гостей. Некоторые из них не удосужились даже одеться. Что происходило? Швейцар был снаружи и настоятельно рекомендовал туда не выходить, потому что кто-то выстрелил в него. Он ударился о стену, и теперь у него в голове страшный шум. Молодые парни сошли с ума и не знают, что творят. Человек произнёс это на испанском языке, затем на английском, а потом и на французском языке. Его работа требовала умения сказать несколько вещей на всех трех языках. А его дрожащий голос и руки придали фразе цвет и убеждение. Ланни решил вернуться в свою комнату, где у него был хороший и безопасный вид на город.

Он наблюдал рассвет над Барселоной и над ее синем морем, наступавший так быстро, как гром. В буквальном смысле слова гром, ибо сейчас шёл тяжелый бой в юго-западном пригороде города. Будучи «звездой» этого отеля, он попросил и получил радио в свою комнату, и когда другие гости узнали об этом, то они напросились в гости. Таким образом, большую часть утра он был в приятной компании дам и господ из нескольких частей света, все из них, возможно, могли бы быть приняты в гостиной в Бьенвеню, и которые говорили, только то, что они говорили бы там.

Радио Барселоны передавало новости каждые несколько минут. Мятежные полки продвигались по городу, в том числе и артиллерийский полк. Правительственные силы, состоящие из гражданской гвардии, полиции и марксистской милиции, упорно сопротивлялись. Мужчины и женщины, способные сражаться, были призваны на фронт. Гражданскому населению было рекомендовано оставаться в своих домах. Движение на улицах разрешалось только военным автомобилям, грузовикам, перевозящим грузы для бойцов, а также автомобилям врачей и медсестер. Мятеж вскоре будет подавлен и порядок восстановлен.

Потом передавали новости извне. Мятежники были подавлены в Валенсии, Кадисе и Севилье. На севере астурийские шахтеры шли на помощь Мадриду с динамитными шашками на поясах вместо патронов. После таких объявлений, радио передавало старые американские записи, Чу Чин Чоу, или Роз-Мари, или другие лёгкие мелодии. Дамы и господа обсуждали, какие наступили ужасы, убьют ли их всех марксисты, и как им отсюда выбраться? Ланни не мог сказать им что-нибудь утешительное, потому что знал, что гражданские войны обходительными не бывают. Он знал то, что эти привилегированные люди никогда не поймут вековые обиды, которые зажгли огни ненависти в сердцах наемных рабов.

Незадолго до полудня красная лавина обрушились на гостей отеля Ритц, в виде отряда вооруженных людей, представившихся Sindicalistos и объявивших, что отель в настоящее время взят для штаба или госпиталя, здесь была некоторая неопределенность, но на постояльцах она не сказалась. Им было предложено выметаться в том, в чём они были одеты, и им разрешалось взять, что они могли унести на руках. Pronto! De seguida!

Ланни не был исключением из всех остальных. Он не мог дать им понять, что был товарищем. Они бы смеялись над ним, если бы он попробовал. Он предвидел, что такое может случиться, и зашил деньги в пояс, а Командора, завернул в промасленную клеенку. Все остальное можно было бы заменить, даже его драгоценную картотеку, дубликат которой хранился в Бьенвеню, а его переписка, где он делал заметки, была отправлена домой. Все остальное было в распоряжении захватчиков. «Угощайтесь, compaсeros».

И они угостились так или иначе, перевернув все его вещи, потому что нашли их подозрительными. У него были такие изящные вещи, и так много бумаг. Вероятно, он был фашистским агентом, маскирующимся под американца? Есть ли у него какие-либо оружие? Табак или алкоголь? Когда он заверил их, что большой цилиндр содержал старую картину маслом, они ему не поверили, потому что для них картина было чем-то плоским и жестким в раме. Они никогда не слышали о том, что картину можно свернуть. Ланни суждено было снова и снова объяснять. Он всегда делал это вежливо и учтиво. Это не занимает больше времени, чем погибнуть на гражданской войне!

X

Искусствовед вышел из отеля Риц с Командором на плече и чемоданом в руке. Он постоял минуту или две, глядя вверх и вниз по широкой дороге, интересуясь, в какую сторону идти. Решив, что любое место будет безопаснее, чем то, где он был. Он пошёл к Пласа-де-Каталунья, думая, что может выйти к Колоне. Церковь Санта-Ана еще горела, и, как ни странно, там не было глазевших на пожар. Это должно было насторожить Ланни, но он не привык к революциям или к мыслям о личной безопасности. Он не осознал обстановку, пока не дошёл до площади и не увидел несколько человек с винтовками на корточках за углом здания. Один из них целился и стрелял по отелю. Из окон большого здания шли ответные выстрелы, и один из этих выстрелов, или какой-то другой, прошел над головой Ланни со звуком, похожим на продолжительный скорбный крик потерянной души.