При мысли об этом мое чудесное настроение и уверенность, порожденная нежностью и любовью Гарри, моментально улетучились. Нет, всех моих тайн я не доверю никогда и никому, даже моему милому Гарри! Наше совместное путешествие послужило тому, что мы с ним стали очень близки и, пожалуй, слишком беспечны, но во мне все же сохранились и острота мышления, и холодное здравомыслие, которых моему брату порой недоставало. Да, я страстно любила Гарри, и все же он никогда не вызывал во мне той дрожи, которая всегда охватывала меня, стоило Ральфу искоса бросить на меня лишь один горячий взгляд. Я даже представить себе не могла, чтобы Гарри ради меня решился на страшный грех, на преступление, и пришел бы ко мне с окровавленными руками. В отношениях с Гарри повелевала всегда я; с Ральфом же мы были ровней – оба одинаково чувственные и страстные, одинаково сообразительные и мудрые. К Ральфу я сама испытывала страстное вожделение, а от Гарри просто принимала весьма приятное мне поклонение, и он осыпал меня поцелуями, точно ошалевший от любви юнец.
Я и без того таила в своей душе вину за два достойных виселицы преступления; теперешняя попытка столь невероятным образом избавиться от ублюдка была бы сочтена тяжким преступлением. А потому больше никто и никогда не заглянет так глубоко в мою душу, как это было позволено Ральфу в те далекие дни. Никто и никогда не услышит от меня прямого ответа. Ибо не только Ральфа искалечили тогда челюсти того чудовищного капкана – моя честь, моя честность тоже навсегда были ими сломлены. И я была права, стараясь быть осторожной с Гарри. Его следующие слова это доказали.
– Позаботься о Селии, Беатрис, – сказал он, повязывая свежий галстук и критически изучая себя в зеркало. – Она была так мила в течение всего нашего путешествия. Я бы не хотел, чтобы она слишком сильно без меня скучала. Присмотри за ней и напомни мне, чтобы я перед отъездом дал вам сколько-нибудь денег на карманные расходы – вдруг ей чего-нибудь захочется, так пусть она непременно это себе купит.
Я кивнула, не сказав ему ни слова упрека, хотя он готов был бросить на ветер деньги Широкого Дола, лишь бы женщина, у которой и так всего довольно, могла купить себе очередную безделушку.
– Я буду тосковать по тебе, – сказал Гарри, вновь поворачиваясь ко мне и обнимая меня. Я прижалась лицом к его чистой накрахмаленной рубашке, с удовольствием вдыхая запах проглаженного полотна и теплый запах самого Гарри. И тут он вдруг заявил, словно чему-то удивляясь: – А знаешь, я ведь, пожалуй, буду тосковать по вам обеим! Приезжайте домой как можно скорее, хорошо, Беатрис?
– Конечно, – сказала я.
Глава девятая
Разумеется, я ему солгала.
Да и сложившиеся обстоятельства были мне на руку и позволяли лгать с необычайной легкостью. Но сперва я решила выждать, и мы еще около месяца прожили в Бордо, в той же старой гостинице, пока, наконец, не получили письмо от Гарри. Вскрыв его, я улыбнулась, ибо в нем было именно то, чего я и ожидала. Наша любящая мамочка, заполучив обратно своего «золотого мальчика», совершенно не собиралась вновь отпускать его из дома. Гарри нервным мальчишеским почерком писал, что в поместье возникли проблемы: во-первых, кое-кто оспаривает границы наших владений; во-вторых, невероятно расцвело браконьерство и дичь воруют прямо из устроенных егерями убежищ; в-третьих, одно из полей, которое мы хотели оставить под паром, по ошибке распахали; а у одного из арендаторов в амбаре случился пожар, и теперь он просит денег в долг, а кроме того…
«Мама, похоже, просто ошеломлена тем, сколько труда и забот требует управление поместьем, – писал Гарри. – Приехав, я обнаружил, что у нее бывают сильнейшие приступы удушья, после которых ей приходится несколько дней лежать, потому что она совершенно лишается сил. Она даже от доктора МакЭндрю скрыла, сколь тяжелы эти приступы. Я просто не могу сейчас оставить ее одну, не могу снова переложить всю ответственность за поместье на ее хрупкие плечи, а потому умоляю тебя, моя бедная милая Беатрис: наймите экипаж и незамедлительно отправляйтесь домой – либо по суше через всю страну, либо по морю».
Я читала и согласно кивала головой; я и не сомневалась, что наша мать не в состоянии справиться с таким хозяйством. Поместье требует полной отдачи сил и времени даже от тех, кто любит землю и понимает все, что с ней связано. А для таких слабых и некомпетентных людей, как моя мать, подобная ноша может оказаться и вовсе непосильной; их постоянно будет угнетать бремя чрезмерной ответственности и ощущение того, что все у них получается не так, как надо. Я сознательно пошла на этот риск, оставив поместье в слабых маминых руках, потому что не смогла позволить Гарри и Селии отправиться путешествовать вдвоем, без меня. Теперь мне снова приходилось положиться на удачу и надеяться, что Гарри не нанесет Широкому Долу еще больший вред, пока меня там не будет. Ибо Гарри теперь предстояло оставаться в Англии до тех пор, пока во Франции не появится на свет наш сын.