Широкий Дол

– Да-да, я сейчас ухожу, и ты немного отдохнешь, – сказала она. – А за малышку можешь не опасаться. Я придумаю какой-нибудь способ, чтобы ее покормить. – Я кивнула. Да уж наверняка она это сделает! Вот если бы это был мальчик – мой сын, о котором я столько мечтала! – я бы никогда не позволила какой-то бедной французской крестьянке кормить его своим молоком и касаться его своими грязными руками. А эта девочка пусть выживает, как сумеет. В конце концов, сотни младенцев прекрасно растут на болтушке из муки и воды; вот и это отродье, наделенное неправильным полом, пусть так растет. Правда, сотни младенцев от подобной диеты попросту умирают, но такой исход во многих отношениях был бы, возможно, наилучшим для крикливой девчонки. Заставить Селию всю жизнь хранить тайну – задача достаточно сложная, она потребует от меня использования всех моих способностей и всей моей доброжелательности. Я не пожалела бы никаких усилий, чтобы увидеть моего сына в роли наследника Широкого Дола, но отдавать все свои силы ради какой-то жалкой девчонки, которая в лучшем случае займет одно из второстепенных мест, – нет, эта цена слишком высока, и никакой выгоды мне подобное самопожертвование не принесет. Дочка была мне совершенно ни к чему; девочки вообще никому не нужны. Разочарование было столь велико, что я закрыла глаза и постаралась снова уснуть.

Когда я проснулась, моя подушка была мокра от слез; по-моему, мне ничего не снилось, но, тем не менее, слезы так и лились у меня из глаз. Вот и сейчас, едва я ощутила под щекой влажное полотно, как к глазам моим вновь подступили слезы. Широкий Дол был так далеко, а я находилась в этой жарко натопленной комнате, в чужом городе, и между мной и родным домой лежало бескрайнее море с серыми волнами. Да, Широкий Дол был столь же далек от меня сейчас, как и моя заветная цель владеть им. Стремление к этой цели преследовало меня даже во сне, словно я ищу Священный Грааль, который никак не могу найти, и, возможно, потрачу на эти поиски всю жизнь, так и не обретя желаемого. Я слегка повернула голову, удобнее улеглась на подушке и прошептала одно лишь печальное слово – имя того, кто мог бы завоевать для меня Широкий Дол: Ральф.

И опять заснула.

Когда наступило время обедать, Селия принесла мне целую груду изысканных яств: артишоки, грудку цыпленка, овощное рагу, сладкие пирожки, бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками, сыр. Я попробовала все и ела с таким отменным аппетитом, словно целый день ходила по полям Широкого Дола. Селия выждала, когда я покончу с обедом, а затем нала мне стакан ратафии. Я удивленно подняла брови, но все же сделала глоток, а она пояснила:

– Акушерка говорит, что тебе обязательно нужно каждый день выпивать стакан этой наливки, а вечером еще и бокал некрепкого пива.

– Господи, да зачем? – лениво сказала я, откидываясь на подушки и наслаждаясь сладким послевкусием ратафии.

– Чтобы было молоко, – храбро заявила Селия.

И я впервые заметила, что глаза у нее напряженно прищурены, так что в уголках даже появились морщинки, а на лице такое решительное выражение, какого я никогда не видела прежде. От этого ее нежное, как цветок, личико не утратило своего неяркого очарования, но бархатные карие глаза, всегда такие мягкие, смотрели по-иному. Я даже развеселилась невольно. Мне пришлось даже потупиться, чтобы Селия не заметила той насмешливой искры, что блеснула в моих зеленых глазах. Похоже, она как-то чересчур серьезно отнеслась к роли матери; если так пойдет и дальше, то к возвращению домой она совсем отощает и утратит всю свою привлекательность, а я рядом с ней буду выглядеть отдохнувшей и откормленной, точно избалованный хозяевами котенок.

– Видишь ли, – сказала Селия, – мы так и не сумели отыскать поблизости замену прежней кормилице, и мне пришлось послать записку священнику, возглавляющему приют Святой Магдалины. Бедные девушки приходят туда, чтобы родить там ребенка, но детей у них отбирают сразу после рождения. Я попросила мальчика с конюшни отнести в приют мое письмо с просьбой подыскать нам кормилицу, но не очень-то похоже, чтобы нам удалось кого-то найти. Между тем девочка все плачет, требуя материнского молока. Ничего другого она пить не желает – ни коровье молоко, ни козье, ни воду с мукой, ни просто чистую воду!