Шиш вам, а не Землю!

На что этот, убеленный сединами, мужик ответил, язвительно кусая ус:

— Да шел бы ты, Кондратий, куда подальше. На камбуз, например. Чистить картошку. Там без тебя не справляются.

Приказ есть приказ. И вряд ли его любой из нас ослушается. Служба, мужики!

И вот сижу я, значит, в этом камбузе, извиняюсь за выражение, этого десантно-штурмового батальона, скребу, значит, картошку. На дворе в дендрарии искусственное термоядерное солнышко греет. Кибернетические всякие птички поют. А я вместо того, чтобы по всяким резиновым бабам в сексшопах шляться, сижу, рассказываю таким же, как и сам, горемыкам, не угодившим своим командирам, анекдоты. Вы, конечно, уже знаете, что рассказывать анекдоты я мастер.

Но пока я так балаболил, наш военный драндулет подрулил к тому самому злополучному Дэнверу.

Капралы орут-разоряются. Офицеры только глазищами зыркают, да сплевывают сердито себе под ноги. А мы на камбузе притихли, сидим незаметненько. Вроде нас и нет. Но нашли нас, дали по мордасам, подняли в ружье и — в десантный бот.

Не успели оглянуться, как налетели на дэнверские зенитки. Там нас встретили порциями горячего свинца.

— Даешь. Ребята, хорошую атаку! — орет наш капрал, а у самого аж слюнки текут, так не терпится ему прикончить какого-нибудь дэнверца. Пусть и ценой жизни взводов и рот своей армии. — Не посрамите чести космического батальона, чудо-богатыри! За императора-батюшку и его Отечество бей супостата на его же, супостата, родной территории!

Вот такие слова, несусветный бред нес наш капрал пред началом этого бардачного боя.

Снаряды за стенками воют. Осколки по днищу барабанят. Вот-вот суденышко наше развалится от частых попаданий.

Тем не менее, приземлились мы. Нормально приземлились, если не считать парочки прямых попаданий в бак с кислородом ракет «дэнвер — десантный бот».

Сменив скоренько портки, мы смело ринулись в бой. И наш капрал орал, что мы были бы молодцы, если бы небыли такими лентяями.

37

Мы ворвались в деревню этих крысоедов с ее северного конца, а закончили атаку на южном. И капрал не уставал повторять, что лет через триста из нас выйдет толк. Жаль только, что окочурится он раньше и не увидит этого впечатляющего момента.

В общем, мы победили в том бою за деревню. Мы согнали всех ее жителей на главную площадь и объявили, что теперь у них демократия, на планете объявляется комендантский час, а продукты будут выдаваться только по карточкам.

Короче, веселые денечки наступили для дэнверцев. Но что-то никто из них не веселился. Наоборот. На нас они смотрели искоса и с плохо скрываемым подозрением. Во всяком случае, энтузиазма минные поля, которыми мы окружили их деревню, дэнверцам не добавили.

А мы пошли штурмовать следующую деревню. Поменяв предварительно портки, конечно, которых каждый уважающий себя солдат берет с собой в бой про запас, аж пять пар.

Мы ворвались в деревню с огнеметами наперевес, распугивая местных кур, уток и мчались так по ее главной улице, пока не повстречали на пути заградительный заслон.

Засев за овином, аборигены обстреляли нас гнилыми помидорами и тухлыми яйцами. Рядом со мной ткнулся лицом в дорожную грязь совсем молоденький рекрут. Помидоры оказались замаскированными под помидоры гранатами, и я решил, было, что парня прикончили.

Но он, оказывается, уснул, намаявшись за время марш-броска от одной деревни к другой. И я попробовал разбудить бойца, но вокруг свистели пули и рвались гранаты. И тогда я решил затащить солдатика на один из огородов этих чертовых дэнверцев и положил его там, на грядку с помидорами. Что б полежал, пока все не образуется.

Слышно было, как наши отступали. Озлобленные дэнверцы преследовали моих однополчан, поливая доблестных десантников из своих пулеметов и плазмострелов. А потом раздались громкие хлопки. Конечно же, в спешке тактического отступления, наши налетели на ими же самими поставленные минные поля.

Далеко окрест разносился зычный голос капрала: -

Отступать смело, скоты! И умирать счастливо! Я из вас еще повыбью интеллигентское дерьмо и понавью холопских веревок! И, поверьте мне на слово, если уж придется, сделаю из вас людей! Очередной взрыв на время оборвал патетическую речь командира. Это капрал наступил на им же собственноручно и ловко поставленную мину. После чего этот бравый вояка и записной храбрец практически трагически добавил: — Голубчик, принеси мою ногу. Она лежит во-он там, под кустиком, в десяти шагах отсюда. Я теперь ее заспиртую. Все, господа, я ухожу, а вернее — уползаю. В инвалидный корпус. Так и не удалось мне из такого дерьма, как вы, сделать людей. Но думаю это дело по зубам кому-то другому.

И, перевязав культю, все, что осталось от еще недавно мускулистой, крепкой ноги, капрал уполз в нужном направлении. А командование отделением взял на себя рекрут, доселе числившийся в помощниках капрала.

— Отступать счастливо и умирать смело! — заорал он мальчишеским фальцетом, и наше, значительно поредевшее войско, снова ринулись в круговерть из пуль и шрапнели.