Шиша. Изгоняющие бесов

Когда отъезжали от дома – Илья за рулем, Роман с ним рядом, а Лукерья и Гром на заднем сиденье, полицейской машины и толпы зевак на улице уже не было. Улица выглядела пустой, тихой и как будто застывшей: ни звука, ни шороха, ни даже малейшего ветерка. Но в воздухе витало что-то незримое, вселяющее предчувствие беды и навевающее мысли о том, что вся эта сельская идиллическая картинка лишь видимость, временное затишье, какое обычно бывает перед грозой.

Если бы, выезжая с улицы, они оглянулись, то увидели бы, как в другом ее конце появился высокий крупный мужчина. Он озирался, будто искал кого-то. Даже издали можно было заметить черную «пиратскую» повязку, пересекавшую его лицо.

Глава 16. Чужие грабли

Нинсанна проснулась, но открывать глаза не спешила, потрясенная ужасными ощущениями. Ей казалось, что она угодила в мешок с гвоздями: со всех сторон в тело, включая лоб и щеки, впивалось что-то твердое и острое, причиняя сильную боль. Вдобавок к этому, гудела голова, в висках стучали отбойные молотки, а суставы рук и ног ныли так, словно их вывернуло наизнанку. Она понимала, что, если пошевелится, станет еще больнее, и собиралась с духом, чтобы попытаться выбраться из кучи «гвоздей», заодно восстанавливая в памяти ход событий, предшествовавший ее отходу ко сну. Вскоре до нее дошло, что это был не сон, а обморок, и случился он в момент ее падения, когда она пробиралась к своему дому через соседский двор, представлявший собой свалку бытовой техники и разнокалиберной домашней утвари. Проклятый барахольщик Гришка насобирал у себя во дворе целые горы хлама, причем складывал все как попало, не заботясь о том, что однажды может случиться обвал. К несчастью Нинсанны, момент обрушения настал как раз тогда, когда она находилась в опасной близости от одной из этих гор. Да, возможно, она и сама была виновата: потянула за какую-то штуковину, загораживающую окно в доме барахольщика. Нинсанне непременно хотелось туда заглянуть, но зачем? Мысли с трудом ворочались в голове, раскалывавшейся от боли. Зачем ей понадобилось заглядывать в окно этого вечно грязного старикана, провонявшего всеми помойками и свалками Дивноречья? Личная жизнь Гришки никогда ее не интересовала. С чего бы ей лезть к его окнам? Что она могла там интересного увидеть? Старик жил вдвоем с наглым рыжим котом, и она терпеть не могла их обоих (кота, пожалуй, даже сильнее, чем хозяина). Таких паскудных котов, как Гришкин Муравей, во всем Дивноречье больше было не сыскать. Он гадил исключительно в чужих дворах – видимо, во дворе хозяина места для кошачьих дел не нашлось, и по весне его похождения по соседним огородам превращались в настоящее бедствие: не только Нинсанна, но и другие хозяйки не раз обнаруживали свои грядки, перепаханные котом, сразу после посева семян.

Итак, чем же привлекло ее Гришкино окно? Память восстанавливалась по кусочкам, и вот наконец перед мысленным взором Нинсанны возникла картина увиденного в том окне: двое парней, Гришкины постояльцы, вносят в дом человека с окровавленным лицом – похоже, самого Гришку, кладут его на пол и выходят, но сразу возвращаются, и снова несут кого-то, на этот раз – девушку, причем не местную. Нинсанне хорошо удалось ее разглядеть, а местных девушек она всех знала, их было в Дивноречье не так уж много. Вначале Нинсанна испугалась, подумав, что девушка мертва, но оказалось, что глаза у нее открыты и взгляд ясный, но рот заклеен скотчем, а руки и ноги связаны. Однако при этом девушка не выглядела испуганной, не брыкалась, словно была не против того, что парни ее куда-то волокут. Нинсанна смотрела затаив дыхание и думала: может, это игра у них такая? Парни городские, и девка эта, видать, тоже, а городские ведь все с придурью, потому что живут в отравленной среде и отравой питаются, вот и хворые все и телом, и умом.

Парни уносят девку в другую комнату, и Нинсанне их уже не видно, но очень хочется посмотреть, что они дальше делать будут, только вот соседнее окно загорожено кучей железяк. Она пытается разобрать кучу, вытаскивает что-то из ее недр и слышит угрожающий скрежет над головой, а потом ее голова взрывается от боли, и на этом – все.