Шишкин

На передвижной выставке, которая, конечно же, была интересной, если не сказать больше, Иван Иванович выставил две картины: «Кама близ Елабуги» и «Сосновый бор». Последнюю приобрел император.

В апреле 1895 года в Москве открылось экстренное общее собрание членов Товарищества передвижных художественных выставок. Решался один из главных вопросов — об отношении к Академии художеств. Из-за болезни Иван Иванович не смог быть в первопрестольной, но направил письмо в поддержку Товарищества. Осознавая неизбежность раскола, он искал примиренческой позиции, искал единения, так необходимого для победы русского искусства. Не беда его, что его не понимали.

Несмотря на одышку, приходил в мастерскую, смотрел рисунки, поговаривал о выезде летом на этюды.

— Главное для художника — общение с природой, — говорил он.

Иван Иванович начал убеждать руководство в необходимости нанимать дачу для художников-пейзажистов, но, не найдя понимания, уговорил студентов ехать вместе с ним на этюды в Меррекюле, что и было сделано.

Иван Иванович работал вместе с учениками, писал одни и те же этюды. Работой увлекся и радовался, видя успехи учеников. Успехи были настолько очевидны, что на осенней выставке выявилось — в его мастерской, по общему мнению, были лучшие работы.

В тот год Иван Иванович в последний раз посетил Елабугу. Судить о том позволяет письмо сестры Анны Ивановны к нему от 16 ноября 1895 года. Наверное, о многом, главном для себя, размышлял он, пребывая в родном доме, бродя в последний раз по любимым с детства окрестностям города.

Осенью и без того натянутые отношения с Куинджи прекратились вовсе. В один из дождливых дней профессора выбирали в музее Академии наиболее слабые вещи для отправки в провинциальные школы. На одну из работ указал А. И. Куинджи: «Вот и эту дрянь послать можно». (Знал он или нет, что она шишкинская, сказать трудно.) Иван Иванович, присутствовавший с другими в музее, был обескуражен. Смутило и то, что ни один из профессоров, находившихся рядом, не возразил Куинджи. Вернулся Иван Иванович домой вконец расстроенный, ни с кем не разговаривал долгое время, а затем сказал, как бы для себя, вслух: «Ежели не способен бороться и отстаивать даже самого себя, надо уходить».

Людям, окружающим Шишкина, было ясно, что не фраза, обороненная Куинджи, была причиной появившегося вскоре официального прошения об отставке, а несогласие с деятельностью стоящих во главе Академии чиновников. Куинджи лишь ускорил развязку.

Архип Иванович через близких людей просил извинения, но Иван Иванович на сей раз руки не протянул.

Отставка о прошении была принята 15 октября 1895 года. Ученики Ивана Ивановича перешли в мастерскую Куинджи.

«Среды» более не собирались у Шишкина в доме, он остался как бы один. Было время поразмыслить над происшедшим.

Не в это ли время пишет он эскиз картины «На окраине соснового бора близ Елабуги», которую выставит на юбилейной, четвертьвековой передвижной выставке 1897 года? Сверху на рисунке напишет: «Раздолье, простор, угодье. Рожь. Божия благодать. Русское Богатство. На окраине (Край) Соснового леса (бора) близ Елабуги».

Оставшись в одиночестве, он возвращается к главной мысли своей. Время торопит исполнить задуманное.

Да, важно веру не потерять, не отступиться от нее.

Бог свидетель: противу совести не поступил, не согрешил. Интригой жить не начал.

Знал ли Иван Иванович, как внимательны были к словам его и поступкам молодые художники, как много значили для них суждения и высказывания его?

«…Вчера был я у Ярошенко, там опять все те же либеральные разглагольствования, и только лишь Шишкин говорил по-иному, спасибо старику за правду», — писал М. В. Нестеров в одном из писем.

Важно отметить, что Шишкин горячо поддержал картину М. В. Нестерова «Монахи» («Под благовест»), по поводу которой «острили и придирались милостиво» Н. А. Ярошенко и Г. Г. Мясоедов, будто бы молодой художник играл на руку Владимиру Соловьеву — проповедовал соединение церквей, написав православного старика и молодого католика.

В дар Казанской художественной школе, открытой в этом году, Иван Иванович послал этюды: «Лес», «Обрыв», «Сосновый лес».

«Ваши этюды произвели страшную сенсацию среди учеников, и уж сколько про них разговоров и толков… — писал художнику директор школы Н. Н. Белькович. — Кроме непосредственно сильного впечатления от Ваших этюдов, самый факт такого ценного подарка отразился сильно на подъеме духа всей школы, стало быть, мы чего-нибудь да стоим, когда нам дарят такие вещи. Ученики «ура» кричали, целый день ног под собой не слышали…»

Зиму писал он картины «Дубовая роща», «Северный еловый лес», «Вечерняя заря», «Лес осинник» («После дождя»).

В свободную минуту захаживал в Академию, смотрел панораму Шильдера, над которой тот работал в одной из мастерских. Шильдер радовал его. На часок, а то и меньше заходил к А. А. Киселеву. Остальное время уходило на работу. Его нельзя было встретить на вечерах ни у И. Е. Репина, ни у Маковского, ни у других. Он работал. Работал, словно предчувствуя скорую кончину.