Шишов А.В. - Алексеев. Последний стратег (Белое движение) - 2004

- Даже трудно поверить в то, что наш новый военный министр храбро сражался в Южной Африке за буров против британской короны. А ведь это было...

Все же Михаил Васильевич настоял на том, чтобы правительство «временных» что-то сделало в «борьбе» со злосчастным приказом № 1 Петроградского совета. Было опубликовано воззвание к войскам, подписанное военным министром Гучковым и генералом Алексеевым. В воззвании объявлялось следующее:

«...Временное правительство решительно заявляет, что признает глубоко прискорбными и совершенно недопустимыми всякие самоуправные и оскорбительные действия в отношении офицеров, геройски сражавшихся за Родину, без содействия которых невозможно укрепление нового строя.

...Только обладая полнотой власти, в мере полноты доверия может оно (Временное правительство. — А. Ш.) выполнить свой святой долг.

Многовластие вызовет неизбежно паралич власти и снова приведет страну к тяжелой и грозной разрухе.

И пусть тяжкая ответственность перед родиной и историей падет на тех, кто станет в этом деле помехой Временному правительству...»

Первая мировая война между тем продолжалась. Генерал Алексеев понимал в тех событиях главное: во имя российского Отечества русская армия должна сражаться. И делал для этого все, что мог...

Временное правительство поторапливало Ставку с началом наступления на фронте, выполняя союзнические обязательства перед Антантой, данные в феврале на Межсоюзной конференции в Петрограде. В двадцатых числах апреля «временные» заслушали военное руководство о ходе подготовки к наступательной операции.

О том, как проходило совещание, поведал в своих мемуарах генерал Ю. Н. Данилов. В том месяце ему пришлось исполнять обязанности заболевшего воспалением легких главнокомандующего армиями Северного фронта:

«...В столице в это время было неспокойно. Волнения происходили на почве толкования только что обнародованной ноты министра иностранных дел П. Н. Милюкова, трактовавшей вопрос о целях войны. Нота эта, подтверждавшая стремление России продолжать войну, вызвала сильное возбуждение среди наших левых кругов, которые использовали ее как предлог для довольно серьезных демонстраций, враждебных Временному правительству.

Явившись в дом военного министра на Мойке, я получил предложение от А. И. Гучкова, вышедшего ко мне в приємную из своего кабинета, сделать доклад по вопросу, вызвавшему мой приезд в столицу, на заседании Временного правительства. А. И. Гучков в этот период хворал и ие выходил из дому. Он, по нездоровью, встретил меня в домашней куртке и мягких сапогах. Извинившись за свой внешний вид, объясняемый нездоровьем, А. И. Гучков предупредил меня, что заседание Временного правительства будет происходить у него на квартире и что часть членов уже собралась у него в кабинете.

— Там же, — добавил он, - и генерал Алексеев, только что прибывший из Ставки.

Войдя в кабинет, я сделал общий поклон и отдельно поздоровался с М. В. Алексеевым, подошедшим ко мне. Вслед за ним подошли и другие, из числа коих некоторых я не знал совсем. Я сразу был засыпан вопросами о том, что делается на фронте.

Члены Временного правительства собирались медленно, и, беседуя с ними, я никак не мог уловить момент, когда собственно частные разговоры перешли в стадию официального заседания...

Перейдя к столу, я закончил свой доклад о печальном положении армий Северного фронта, в смысле их настроений и боеспособности.

-Александр Федорович, - обратился кто-то из слушавших меня к Керенскому с вопросом, - нет ли у вас людей, чтобы послать успокоить войска фронта? Хорошо бы, если бы эти люди поговорили в одном, другом месте и урезонили бы войска, - пояснил этот кто-то свою мысль.

Я не расслышал ответа, так как он не мог меня заинтересовать в силу безнадежности предлагавшейся меры. «Какая вера в силу и значение слова!.. Новые бесконечные разговоры на убийственных разлагающих митингах вместо серьезных, хорошо продуманных мер строгости», -печально подумал я.

Рядом со мной, поникнув седой головой, слушал мой грустный доклад Верховный главнокомандующий русской армией генерал Алексеев. К нему подошел один из министров.

— Михаил. Васильевич, — сказал он, — меня гЛожет I мысль о необходимости использования в интересах Рос- Ii сии обещаний наших западных союзников в отношении I Константинополя и проливов. Ведь весь смысл войны и 1 принесенных жертв в том, чтобы приблизиться к разре- I шению этой важнейшей для нашей Родины внешней про- 1 блемы! Нельзя ли выделить для этой задачи два-три корпуса войск?

Мне осталось не совсем ясным, как предполагалось использовать эти корпуса. Но какой оптимизм и какое незнакомство с действительным положением на фронте звучало в словах этого министра/