Шишов А.В. - Алексеев. Последний стратег (Белое движение) - 2004

Михаила Васильевича «спасло» в той непростой ситуации и другое. Всесильный Григорий Распутин был «по горло» загружен другими заботами. В Зимнем дворце решалась судьба таких государственных мужей, как А. Д. Протопопов и Б. В. Штюрмер. Первый занимал должности управляющего министерством внутренних дел и затем министра внутренних дел. Второй - сперва министра внутренних дел, потом министра иностранных дел и, наконец, председателя Совета министров. До генерала ли Алексеева, сидевшего где-то в городе Могилеве, было отцу Григорию.

В середине 1916 года произошло какое-то раздвоение в Российской империи. Одна часть ее сражалась «за веру, царя и Отечество» на фронтах Первой мировой войны. Вторая, тылы, все больше и больше окутывалась тенетами п<м литических страстей, борьбой за власть. Победы на фронтш страну «замирить» уже никак не могли.

Алексеев, находясь в прифронтовом Могилеве, ощу*1 щал, что страна приходит в состояние политического хао-1 са. Ему начинает грезиться революционный ветер не стольї далекого 1905 года. 15 июня Алексеев подал государю до-1 кладную записку. В ней он предлагал «возглавление всей! области Общеимператорского Управления особым лицом а 1 диктаторскими полномочиями».

По поводу этой записки императору министр земледе-1 лия А. Н. Наумов писал следующее:

«Судьба его проекта известна: не встретив сочувст- І вия к такому решению в общественно-бюрократическом ] своем окружении, Государь не имел решимости провести его самолично и на заседании Совета министров, под j личным своим председательством, 28 июня лишь ограни- ! чился высказанными им пожеланиями, чтобы все руководившие в то время центральные ведомственные учреждения и лица в связи с условиями переживаемого страной исключительного момента проявили высшее напряжение своих сил на благо Родины и были объединены ради этого во имя общности служения единому патриотическому подвигу».

Может быть, именно летом 1916 года, столь удачного для России в военном отношении, Михаил Васильевич почувствовал назревание великих потрясений в державной империи. И впервые пришел к мысли, что его Отечество испытывает потребность в сильной власти.

В том 16-м году сослуживцы Алексеева начали замечать, как в начальнике штаба Ставки пробуждается государственник, все чаще задумывающийся о том, что ждет его Отечество в финале Мировой войны и после того, как она завершится.

Известен такой случай. Офицер военно-цензурного отделения М. Лемке беседовал со своим начальником генерал-квартирмейстером Ставки генералом Пустовойтенко. В комнату вошел Алексеев.

Завязался разговор о фронтовых делах. Михаил Васи-іьевич сказал:

— Да, на сегодня настоящее невесело.

Лемке спросил:

— Лучше ли будущее, ваше превосходительство?

— Ну, это как знать... - ответил Алексеев. - О, если бы мы могли его предупредить без серьезных ошибок. Это было бы величайшим счастьем для человека дела и величайшим несчастьем для человека чувства...

— Верующие люди не должны смущаться таким заглядыванием, потому что всегда будут верить в исправление всего Высшею Волею, - вставил Пустовойтенко.

— Это верно, только ведь и живешь мыслью об этой Высшей Воле, как вы сказали. А вы, вероятно, не из верующих? - спросил Алексеев Лемке.

— Просто атеист.

— А я вот счастлив, что верю, и глубоко верю в Бога, и именно в Бога, а не в какую-то слепую и безличную Судьбу. Вот знаю, что война кончится нашим поражением, что мы не можем кончить ее чем-нибудь другим, но вы думаете, меня это охлаждает хоть на минуту в исполнении своего долга? Нисколько, потому что страна должна испытать всю горечь своего падения и подняться из него — рукой Божьей Помощи, чтобы потом встать во всем блеске своего богатейшего народного нутра.

— Вы верите в это богатейшее нутро? - спросил Лемке.

— Я не мог бы жить ни одной минуты без такой веры. Только она и поддерживает меня в моей роли. Я человек простой, знаю жизнь низов гораздо больше, чем генеральских верхов, к которым меня причисляют по положению. Я знаю, что низы ропщут, но знаю и то, что они так испакощены, так развращены, так обезумлены всем нашим прошлым, что я им такой же враг, как Михаил Савич Пустовойтенко, как вы, как все мы.

— А вы не допускаете мысли о более благополучном выходе России из войны, с помощью союзников, которым надо нас спасти для собственной пользы?

— Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо

спасать только себя и разрушить Германию. Вы думаете, им верю хоть на грош? Италии, Франции, Англии... Скороо Америке, которой до нас нет никакого дела... Нет, батюш ка, вытерпеть все до конца — вот наше предназначение, вот что нам предопределено, если человек вообще может говорить об этом...

С минуту помолчав, Михаил Васильевич продолжил: