Шиза

Лот почему-то не подсказал мне, что делать дальше. Не став заострять на этом внимания, я просто отполз подальше от КПП и приблизился вплотную к забору. Освещения вдоль периметра не было, что играло мне на руку. Лишь внутри территории горели несколько фонарей, на удивление не как на наших базах красных, а обычного желтоватого свечения. Ну никакой маскировки. Выудив из-за спины штык-нож я снова соединил его с ножнами. Прежде, чем начать перекусывать проволоку ограждения, кинул на сетку немного земли, проверяя, не под напряжением ли оно. Искр не последовало, похоже, что ограда была безопасна.

Так оно и оказалось, и прорезать проход получилось без проблем. И так же без проблем получилось проникнуть по ту сторону забора. Углы сетки, которые растянулись в сторону, как только я перекусил несколько проволочин, я снова свел вместе и зафиксировал деревянными колышками, что бы дыра в заборе не привлекала внимания раньше времени.

Предстояло выбрать, куда передвигаться дальше в поисках той самой военной формы, которую так хотел получить Лот. Хотя я не понимал смысл этого действия. Ну вот одену я форму, пойду по вражеской территории в ней, но всё равно у меня не будет документов, и меня сразу примут как минимум за дезертира. Какой толк от этой формы, если и дальше придется скрываться. А Лот еще что-то про язык местный обмолвился, словно тут по другому говорят. Нас всегда учили, что в Азарии говорят на нашем орматском, что это бывший народ и бывшая территория Орматии, которую захватили прозападные власти и правили не в интересах азарийского народа, а использовали страну как «поляну» для обустройства своих личных дел. Я конечно не очень понимал, как возможно существование правительства не связанного с народом, с населением. Но углубляться в эти подробности и копаться в чужом мироустройстве не хотелось. Хватало того, что нам говорили воспитатели, учителя и новостные динамики в детдоме. А в больницах было не до этого. Правда, когда я вырвался из цепких лап медиков, попал в надежные руки военных и смог увидеть окружающий мир, то не все мои предыдущие представления об этом мире совпадали с тем, что рассказывали раньше. И того, что я в книгах читал, я не находил.

Например, в книгах рассказывали о том, что раньше в каждом доме был свой терминал, такой экран, с которого людям доносили информацию со всего мира. А в реальности все новости можно было узнать из газет и информационных динамиков в учреждениях и на улицах. Да и о каких новостях со всего мира может идти речь, если весь мир был против Орматии и нацелен на её разрушение. Существовали терминалы военной связи, а за пределами военных баз я ничего подобного не встречал.

Помню, как учитель истории в детдоме рассказывал нам о том, какая Орматия всегда была великой, сколько войн она выиграла, сколько народов освободила от гнета чужой власти. А один ученик тогда спросил: разве всё решается только войной? Учитель рассердился, покраснел и выгнал его из класса. На вопрос он так и не ответил. Точнее ответил, но не на сам вопрос, а рассказал всем остальным, что величие нашей страны есть в её силе. Если нас бояться, значит уважают, а уважение — это самое главное. На другом уроке тот же учитель рассказал, что Орматия настолько сильна, что одна противостоит всем странам, окружающим нас. И кто-то спросил: значит нас не боятся, раз хотят напасть? Я запомнил этого учителя и ту историю с ним потому, что уяснил для себя одну вещь: взрослые не хотят объяснять те принципы, по которым они живут и учат жить других, а ждут молчаливого послушания.

Вот и сейчас я ощущал себя тем самым ребенком, который делает что-то, не понимая для чего. Только вот детская непосредственность позволяла спрашивать учителя о каком-то смысле, а суровая военная реальность, в которой мы с Лотом оказались, не допускает проявления слабости недопонимания.

Видимо в своих раздумьях я слишком долго оставался на одном месте. В сознании прозвучало:

— Чего замер?

— Думаю, с чего начать экскурсию. Видите ли, я первый раз на вражеской базе. — попытался съязвить я.

— Тогда слушай меня: ближе к центру базы должен быть штабной корпус. И рядом с ним всегда есть будка связистов и фельдъегерей. Будка, не будка, может быть палатка, может быть кунг на колесах. Основное отличие — большое количество антенн. Вот на них и ориентируйся. Связисты нам не нужны. Нам нужны фельдъегеря. Их форма и жетон — пропуск через все заставы, у них даже документы не имеют права проверять. Есть, правда, маленькая проблемка. — Лот сказал это таким тоном, что я понял: проблемка не маленькая. — Жетоны и форму они сдают в спецхранилище, пока находятся внутри части, а получают их только при выходе на маршрут.

Звучало вроде бы неплохо. Этакий курьер-недотрога, которого нельзя проверить или даже спросить о чем-то. Тут и документы отпадают, и язык может не понадобиться.

— А как на счет языка? — не упустил я возможности спросить.