Верная винтовка в моих руках готова остановить любого счастливчика, которому чудом удастся вырваться из этого «мешка». Уверенность в своей правоте и победе — перевешивает чашу весов на мою сторону. Сомневаться в этом — значит проиграть. А я еще ни в одном сражении, которое планировал сам — не проиграл.
Боевики уходили из села под утро, когда ночь только начала наполняться белесым светом зарождающегося дня. Я лежал на своей огневой позиции, которая располагалась в уступе скалы над местом засады. Уходить в случае неудачи было некуда. И уходить я не собирался. Каждое мое сражение — это либо победа, либо смерть.
Как и рассчитывал, они шли плотной цепочкой, с интервалом в один шаг, передвигаясь легко и споро. И в темноте я чувствовал, что руки у них перепачканы кровью людей. Но они не знали, что по пятам за ними идет еще и смерть.
Идущий первым, зацепив растяжку, на мгновение опешил от неожиданности, все-таки успел среагировать, и что-то гортанно крикнул. Война оттренировала боевиков прекрасно. Они молниеносно стали рассыпаться вдоль тропы, цепляя и разрывая все новые и новые растяжки, установленные на разной высоте.
Дикий восторг войны охватил меня, и я подключился к этой кровавой бойне. В утренних потемках я с трудом выцеливал врага, и только нажимал на курок, как с сожалением видел, что его настигал осколок гранаты. В горячке боя я не понял, сколько боевиков забрала винтовка, а сколько гранаты. Для верности я со своей позиции сделал каждому контрольный выстрел, добивая раненых. Двенадцать. Все точно, как в аптеке.
Начинало светать. Страшная апатия, усталость и безразличие охватили меня. Сказалось трехсуточное отсутствие еды, но есть не хотелось. Надо было возвращаться к своим. С трудом подняв окоченевшее тело, я начал спускаться вниз, к селу, к своим, которые неизвестно что думают насчет моего исчезновения…
Глава 6
Меня закрыли в подвале, в малюсенькой комнатке, где когда-то хранили хозяйственный инвентарь. Ни окошка. Серые бетонные стены, которые никогда не знали ни краски, ни известки. Тусклый свет грязной лампочки. И полуразваленный табурет. Под глазом — «фонарь», который первым делом поставил мне наш дорогой командир заставы. Отобрали все личные вещи, которых практически не было. Забрали все, на чем можно повеситься. Шнурки, брючной и поясной ремни. Придурки. Вешаться я не собираюсь. Если б надо было, давно бы застрелился. Назвали дезертиром и преступником, и посадили под арест.
Однако заточение мое продолжалось недолго. После обеда меня под конвоем привели к командиру заставы, у которого в комнате находился еще какой-то капитан с широким шрамом через всю левую щеку.
— Ну что, Никулин! — без церемоний усмехнулся капитан, — Ты дурак, или счастливчик?
— Я — Шиза! — неожиданно даже для себя, с гордостью произнес я.
— Это точно! — расхохотался капитан, — Шизофреник ты добрый!
Отсмеявшись, капитан повернулся к командиру заставы:
— Как и договаривались, его я забираю сразу. Остальных солдат заменим завтра. И перетусуем так, что ни одна сволочь не найдет.
Потом повернулся ко мне:
— Пошли, Шиза!
И улыбнулся. От его широкой улыбки мне почему-то стало легче…
Меня вывезли в Ингушетию, где дислоцировались забравшие меня непонятные спецназовцы, отмыли, переодели и накормили.
— Ты, Шиза, хоть понимаешь, что натворил? — в глазах капитана сверкали веселые огоньки.
— Ничего… — буркнул я.
— Ну, конечно, ничего! ФСБ, МВД, армейцы три месяца планировали операцию по ликвидации этой банды, и тут ты, из пещеры на лыжах… Усилия трех ведомств насмарку, тем не менее, задача выполнена. Цена вопроса — уголовное дело на тебя по факту дезертирства и самосуд, и кровная месть, объявленная тебе от имени двенадцати чеченских семей. Ты думаешь, что ты — герой?! Хрен тебе! Ты — шизофреник! Счастливый шизофреник! Уголовное дело в отношении тебя прекращено, а вот награды за ликвидацию получат те, кто должны были их получить. Вот такие вот дела… Ну, и выбил у начальства, чтобы до конца службы тебя прикомандировали к нам. Всю службу мечтал, чтобы у меня денщик был! Будешь мне сапоги чистить?
— Буду, товарищ капитан! — улыбнулся я.
— Не надо! — засмеялся капитан, от чего шрам покраснел и стал резче, — И не зови меня капитаном, зови — Путник! Так все зовут.
— А кто вы? ФСБ? МВД? — не удержался я.
— Какая разница, солдат! Мы тоже солдаты. Только специфика своя. В основном — спасать планы, операции, людей… Так что считай нас спасателями. Сейчас вот тебя спасаем… Живи…
Когда я гордо заявил, что меня зовут Шиза, капитан мгновенно понял, что это не просто придурь, а образ жизни, с уважением отнесся к этому, и после этого иначе меня не называл. А вот я так и не смог пересилить себя, чтобы называть его Путником, называя так только мысленно, но вслух — только по званию…