Янка заперлась в тёмной кладовке, оглушённая и раздавленная. Со слезами на глазах долго и злобно хохотала, вспоминая, как придирчиво выбирала джемпер, как не раз опозорилась, путая имена, называла всех подряд Сашами. Изрисовала его портретами все тетради, да и в зарисовке обрубовочной головы, состоящей из углов и плоскостей, явно угадывались знакомые черты — вытянутый овал лица и нос необыкновенно красивой формы. Чтобы не разразиться безобразным криком, она заткнула себе рот перстнем, как соской-пустышкой. Долго посасывала прохладный гладкий камень, успокаиваясь таким грудничковым способом.
Часть 3
ВЕСЕННЕЕ ОБОСТРЕНИЕ
Весеннее обострение
Вот она пришла, весна, как паранойя…
Да, я знаю, как сходят с ума.
Да, я знаю, как сходят с ума.
Да, я знаю, как сходят с ума…
«Справочное бюро» располагалось в торце облезлого здания, на втором этаже. Маленькое окошечко, напоминающее амбразуру вражеского дзота, помещалось на окрашенной «туалетным» цветом двери, но было наглухо запечатано фанеркой. Очевидный факт подтверждался ещё и надписью «ЗАКРЫТО». Немного удивившись столь закономерному явлению, наивная девушка долго стояла, осознавая, как неотвратимо облетают сжёванные лепестки мечты. Услышав за дверью слабые признаки присутствия жизни, Янка решилась постучать. В замурованной канцелярской норке усилился раздражённый шорох.
Янка очень боялась всех официальных контор. Перед любой административной дверью ей приходили на ум дикие фантазии, как даже самый ничтожный чиновник, а особенно чиновница, лишь завидев просителя, превращается в голодного вампира. Вытягиваются острые клыки. Загибаются чёрные ногти. Слабеет безвольная жертва, отдавая свою кровь какому-нибудь главному бухгалтеру.
Набравшись смелости, Янка постучала ещё раз, громче. Фанерный лаз безмолвствовал, но зато со скрипом отворилась сама дверь. На Янку с нескрываемым пренебрежением вопросительно смотрели две молодые девушки. Беспардонное вторжение нарушило их спокойное интимное чаепитие с половинкой кремового торта:
— Ну, и что вы, девушка, ломитесь, в самом-то деле? Ясно ж написано: «Закрыто»! Седьмое марта — короткий день. Приходите после праздников.
Янка осознавала, что если сейчас ничего не решится, то до «послепраздников» она просто не доживёт:
— Я вас прошу! Мне очень нужно. Срочно. Это очень-очень важно!
— Значит, вам важно, а что мы тоже люди и рабочий день у нас закончен, это для вас совершенно не важно?
— Нет, это важно, важно. Но помогите! Я — художница, я вам портреты нарисую. Вот возьмите, пожалуйста. С праздником вас! С наступающим! — Янка достала из рюкзачка несколько этюдов.
— Ух, ты! Это маслом, да? Дай-ка мне вот этот, и тот ещё. Надь, возьми-ка вот себе с чайничком на кухню. Ну, ладно, что у вас там?
— Мне нужен адрес. Агранович Александр, предположительно проживает в районе Старого города, год рождения тоже предположительно…
Янка выбежала на улицу, крепко сжимая заветную бумажку, не веря своему счастью: «Получилось! Вот она, судьба, у меня в руке, на этом мятом сером клочке!»
Рачительная мама Ира чётко рассчитывала расходы и выдавала дочери деньги на строго ограниченное количество поездок в городском транспорте. Лимит на сегодняшний день был исчерпан, поэтому Янке предстояла длительная пешая экскурсия в исторический район города.
Похудели и затвердели последние остатки чёрных сугробов, крыши оскалились чудовищными сосульками, истекающими обильной слюной, земля стыдливо обнажила свои изгаженные проталины. Янка шла очень быстро, временами переходя на бег. Со стороны могло показаться, что за ней кто-то гонится. В лицо без стыда плевал мартовский ветер, как наглый, распоясавшийся подросток. Словно хотел унизить Янку, а заодно охладить её импульсивное решение.
Вдруг она остановилась посреди дороги, так резко и неожиданно, что на неё с удивлением оглянулось сразу несколько прохожих. Янке вспомнилось недовольное лицо мамы Иры, когда кто-либо, рискуя быть проглоченным заживо, решался заявиться в гости без приглашения и предварительного звонка. «Зачем я иду? И что скажу ему? Может, он весь такой загадочный, потому что вообще давно и крепко женат? Ведь ясно ж дал понять, что я НЕ НУЖНА ему». Догадки одна страшнее другой терзали Янкино воображение.
Мимо проносились торопливые людские потоки, а она, часто останавливаясь, подолгу смотрела прямо на ветер: «Повернуть, пока не поздно?» Слёзы текли по щекам тёмными дорожками, смывая остатки дешёвой туши: «Представляю, как у меня сейчас распух нос и глаза, наверное, красные. Красотища! Но всё равно. Пойду. Если не сейчас, то потом никогда не решусь. Нужно довести дело до конца. Сделаю ВСЁ, что от меня зависит. Хуже всего — неизвестность».