Шиза, Хром и всякая хтонь

Бабай был на измене до тех пор, пока не завалились в нужное купе с подозрительно бодрой для такого времени суток проводницей, смотревшей на их компаху с таким же подозрением, с каким чуть раньше сам Бабай вместе с Винни косился на Хрома. Само собой, в магазине они не стали озвучивать свои вопросы, зачем сумку, в которую всем пришлось скинуть стволы, Хром запихивает в шкафчик, прихлопнув сверху ладонью и шепнув пару ласковых буфету. Сделав быстрый круг среди полок, Хром вернулся обратно к ящику, встал так, чтобы спиной прикрыть камеру, сунул ключ с красной биркой в замок, открыл и явил прифигевшим зрителям пустоту. Вопросы посыпались было на улице, но быстро стало не до них, потому что до отправления оставалось пятнадцать минут, а Винни еще торопливо вбивала данные в заказ на сайте. Когда Хром диктовал ей свои, Шиза почему-то заржал.

– Т-так ты Хромов у н-нас… Я д-думал Хром – это потому что б-бледный, как м-моль!

– А я думал, Шиза – это потому что дурачок.

– П-а-ашел в сраку, Х-хромов…

– Вы потише можете? Я сейчас в твоей фамилии, Максим Геннадьевич, напишу вместо «дэ» букву «рэ», и ты никуда не поскачешь.

Шиза, насупившись, заткнул рот сигаретой, а Хром глянул в экран из-за плеча Винни и хрюкнул: понятно теперь, откуда у коней и прозвище, и название мастерских взялись. Максим Геннадьевич Лошадкин. Еще смешнее было бы, будь Бабай Бабаян, но нет, у того было что-то трудночитаемое, и Хром отвернулся к путям. Настоящее имя Винни ему не требовалось, и так знал уже – с разговорами о Сызрани и жившем там последние годы Бесе за этот час ее имя прилетело не единожды, сказанное ласково незнакомым голосом. Хром думал о Бесе тоже, как о самом первом из жмуров в этой заварухе, и все больше ловил себя на мысли, что скажи он про ту сделку Шахтеру другое, ничего бы не случилось. Ему вдруг, впервые за все эти сумасшедшие дни, стало до жути жаль пацанов. Запах от шпал, гул поездов и яркие прожекторы, прорезавшие черный воздух, радости не добавляли, наоборот, навевали тоску. Хром повернулся обратно, обвел глазами своих будущих попутчиков. Что им предстояло еще сделать, он понимал плохо, но твердо решил: делать что-то нужно. Он смотрел на Шизу, которого перекосило на морозе, на дерганого Бабая и задолбанную, как воспитательницу в яслях, Винни. Смотрел, как все трое пританцовывают от холода на пустом перроне, а проводница светит фонариком сначала в паспорта, а потом каждому в табло – как на допросе. И в первый раз за свои тридцать два года Хром подумал: если раньше жизнь почему-то считала, что он вне этой движухи – всегда знает все наперед, всегда все видит, – то теперь она почему-то решила, что он обязательно тоже должен поучаствовать. А могло ли быть иначе? Мог ли Хром повлиять на все, зная, что за чернота сидит в том мутном человеке, каким он впервые почувствовал Сократовича? И тот не купил бы аварийное здание на Огарева, не нашел бы в подвале тела с камнем, не стал бы искать Ольгу…

– Кстати! – Хром перебил Бабая, открывшего было рот, как только закрыли дверь купе. Ему тоже не понравилось, что под сиденьями с фирменной синей обивкой не оказалось типичных отделений под багаж – это значило, что сумки с пушками им не видать до гостиницы или другого шкафа, который Хрому сначала надо будет потрогать. А в плацкарте такие почти всегда имелись. Но башлял Шиза, и Винни выбрала купе, потому что из всего только там еще оставались четыре полки в одном отсеке, это раз. И два – им лишние уши сейчас были не слишком в тему. Хром откашлялся, привлекая внимание остальных, и пояснил: – Сократович не знает про Ольгу, ее отца и всю эту херобору с экспедицией. Он вообще, походу, ни хера не знает. Шахтер меня что просил, когда притаскивал шкатулку? Узнай, говорит, чья она. Потом в бизнес-центре тот уже сам, лично, ту же работенку предлагал – людей, мол, поищи мне, Вася.

– И ч-чё?

– Я тоже думаю, и чё? – нахмурилась Винни. Хром придвинулся ближе, опершись на столик, как раз в тот момент, когда поезд дернулся и за окном медленно поползло здание вокзала.

– И ничё, – буркнул Хром, снова опережая Бабая. – И нет, не можно. Даже не проси. Тырить еду из магазинов нехорошо.

– Да я бы знал, бич-пакеты бы не брал! Такой облом! – заныл он. – А тут еще и шкафов нету, как назло.

Шиза хохотнул, отметив особую любовь Бабая к шкафам, и щелкнул ему пальцами по лбу:

– Это спец-циально, чтобы ты не ты-ты-тырил ничего и Васю не п-подбивал. Ничё, мелкий. Ща В-Вася родит свою у-умную м-мысль, и мы пойдем б-бухать.

– В поезде запрещено бухать, – зевнула Винни, стаскивая ботинки и упирая ноги в сидушку напротив своей.

– Я с собой взял, – подмигнул Бабай заговорщицки. – Как будто нам кто-то может запретить.

Винни закатила глаза, бросив, что только с полицией им проблем сейчас и не хватало, на что Шиза примирительно махнул рукой:

– В в-вагоне-ресторане м-можно.

– Ты меня вообще не отражаешь? – завелся Хром. Он им про важные вещи, а они все о бухле. – Ты башкой своей попользоваться не хочешь?