Шизофрения, передающаяся половым путём

Вопреки самоутверждению и утверждению вообще, что выдающиеся природные данные (высокий рост, широта плеч, волевой подбородок, широкие ладони, массивные мышцы) придают уверенности априори – в моём случае – оказалось диким враньём. Являясь обладателем вышеописанных выдающихся природных данных – себя ощущал: с метр ростом, с тлеющими мышцами, что неспособны поднять легчайших весов и свисают с хрупких костей; что лицо – одутловато-женское, а ладони узкие лапки неврастеника и постоянно в поту.

Некстати – нелепым утешением, а или подбадриванием –умозаключение: вооружённый до зубов солдат ощущает себя полностью беззащитным на поле боя, хотя это вроде не так – он ведь лично вооружён.

Подсознание не пошло на уловку растраты ресурса: наспех сколоченные рассудочные размышления отвлекли всего лишь на несколько секунд от прущего вперёд крейсером сознания.

Подсознание скороговоркой прокричало, будто декламируя стихи:

– Необратимость, мой дорогой! Прочувствуй это слово! И какое ужаснейшее событие оно знаменует! Идти в бездну – необратимость! Совершать эту тупую глупость, чувствуя, как внутри противится этому (не один ты, но многие Мы), думать, что цель оправдает этот болезненный поход – необратимость! Тяжело было выйти из безопасного?! Да! А и будет ещё тяжелее обращаться к тем, кому всё равно! Тяжело будет тратить их время на себя! На такое жалкое и… при этом – не предлагая ничего взамен! Стыдно?! Тяжело будет понимать: неравноценный бартер не принесёт должного результата! Вернись! Оставь! Отставь эту необратимость!

Сознание покояще фиксировало мне, ободряя, чтобы мне же потом послушно записать под датой:

«Этот смелый закрыл глаза. Он ощутил, как шуршали одежды его. Как острый в камнях асфальт пружинил под подошвами обуви. У разбитых, оголённых тонкой редкой сеткой, бордюрных камней – гниёт тушка голубя. В голове у него фраза: «Опять утро». Этим утром пахло мёртвыми птицами, а бордюры, словно расколотые клыки – фрагментарно осыпались».

Фиксировал сам, чтобы через мгновение забыть:

«Панический ужас скатывающегося вниз существа-труса с высокой искусственной горы. Невозможность остановиться, восстановить дыхание. Дыхания вообще – нет. Лёгкие не могут наполниться воздухом, там внутри – только горячее пламя и твёрдый каучук. В голове гремела сирена катастрофы, укрывающая собой зримое, притупляющая: взор пьян, туманен, тактильные ощущения на нуле, прочие звуки поглотило. И вы ниже и ниже, ускоряясь и далее невозможно остановиться. Только запоздалое желание вернуться назад, отменить последнее действие, сделать вид, что ничего не было, лишь блекло промаячило неисполненным действом в несуществующем неосуществлённом будущем. Можно повернуть назад? Это легко и всё будет позади, не случится ненужного, нежеланного. Да только это теперь необратимо. Не остановиться никак».

Потому что хватило наконец решимости обмануть себя, внушить монополией – идти до конца вперёд, туда, где должны были помочь – ибо выхода нет другого, кроме как окончательно сойти с ума или обозначить вектор (художественный, каллиграфический, верный) избавления и следовать ему.

Граница невозврата отодвигалась вперёд: столько шагов, сколько шагов навстречу делал ты. Догоняем (не ты – Мы).

3

Вы смотрите из моей головы в прошлое. А прошлое, как известно вам – безбожно нам врёт.

Терриконы, искусственные нагромождения, не такие величественные издали, у своих подножий казались неестественно высокими. Пологие склоны в растаявшей каше, с оголёнными рябыми участками красно-коричневой породы.

Рваные жидкие облака тащило сильным порывистым ветром. Они, ярко молочные, неслись быстро, волоком, под грубо-тяжёлым тёмно-хмурым небом. Вечерело, холодало и хотелось обратно в тепло.

Цепочки наших с Большим братом следов по рыхлому в саже насту тянулись от затерянной вдали кособокой остановки и короткого моста. За мостом индустриально торчали чёрные сооружения-лифты шахт.

Мы брели с Большим братом по сугробам, ломая сухую высокую траву, прямо к ложбине между двумя терриконами, гигантской букве «М». В ложбине – утоптанная тропа, чтобы подняться наверх до середины, а оттуда уже, по склону каждого из терриконов взобраться на вершины.

Снизу казалось, что подниматься придётся долго и тяжело, но на округлую вершину мы взошли очень быстро, в один заход. Открылся панорамный вид на низкие пятиэтажные дома – жёлтый кирпич, радиовышку – структурированную ферму, хозяйственные постройки – землянки, лабиринт гаражей, пустынную дорогу от домов в сторону шахт, полосу железнодорожных путей также – в сторону шахт. Детали макета. Будто далеко, но и рядом совсем.

Ветер наверху злее, порывы сильнее, казалось, нас с Большим братом швырнёт вниз. Представлял, как падаем по пологому склону, не в силах остановиться и колени от таких мыслей подкашивались.

Большой брат сел, достал папиросу и прикурил. Затем протянул пачку. На мой отрицательный жест спрятал обратно в карман.