Оценивая интеллект лиц с чертами шизоидной акцентуации, К. Ясперс выделил критерий, по которому можно отделить продуктивный интеллект у шизоидов от уже непродуктивных интеллектов, которые постепенно становятся шизофреническими. А именно – если личность с чертами шизоидной акцентуации способна улавливать реальные объективные связи между предметами и явлениями, то перед нами нормальный человек, но просто с определенными специфическими особенностями мышления, личности; если же количество связей и отношений, которые существуют в окружающем мире улавливаются в меньшей степени по сравнению с обычными людьми, и эта способность начинает катастрофически деградировать, то перед нами лицо, переживающее деформацию интеллектуальных процессов, обладающее существенными дефектами интеллекта.
Для мышления шизоидов характерно наличие противоречивых моментов. С одной стороны, их мышление может отличаться разорванностью, односторонностью, одноплоскостностью. Но с другой – среди них немало создателей и приверженцев удивительных систем, отвечающих требованиям законченности, сформированности, последовательности. И такая разноликость в мыслительной деятельности шизоидов также объясняется многими противоречиями между сознательным и бессознательным: хаотичность эмоций, чувств, бессознательного. Нередко такие лица пытаются преодолеть, компенсировать это стремлением к системности, завершенности при создании чего-либо, в том числе и научной теории. Данное стремление к системности и завершенности может носить характер сверхценной идеи, граничить с паранойяльностью.Подобную зависимость установил К. Ясперс (1996, с. 222–238), изучая реакции шизоидного типа у одного из своих больных. Один из его пациентов в моменты прогрессирования душевной болезни предавался философствованию, созданию мировоззренческих систем. Этот больной как бы подсознательно чувствовал, что подобное системотворчество противостоит возникновению хаоса, непоследовательности, разорванности в бессознательном. К. Ясперс отмечает: «В большинстве случаев человек внешне создает себе то, чего у него нет внутренне. Так, он создает философскую систему, фанатичным приверженцем которой он становится, за которую он цепляется как за нечто реальное, которая дает ему нечто вроде постоянного рецепта уверенности там, где в жизни он ему необходим – впрочем, только после того, как в результате долгих размышлений конкретный случай будет загнан в его схему. Одновременно эти люди с фанатизмом пытаются навязать свою систему другим – таким образом, они стремятся получить власть и значимость. Эта власть и значимость внешне замещают им их уже забытую внутреннюю слабость. Эти люди могут внезапно стать счастливы со своей системой, будучи до этого самыми несчастными, разъединенными существами. Но так как система является искусственным построением, не имеет источника во внутреннем переживании, не является выражением