Шкаф

Всегда осторожный Казанова предложил, что лучше всего кому-то (то бишь ему, конечно же) ехать на машине и светить по пути фарами, а остальным идти рядом и кричать. Увы, смеяться мне или плакать — не знаю, но его дороженный мерс не завёлся. Дружбан в сердцах матюгнулся, стукнул по капоту и с надеждой подошёл к моей «ниве». Я, стараясь подавить нервный смешок, неторопливо вставил ключ в зажигание и повернул его. Тишина. Затем проделал эту манипуляцию снова. Моя верная, пусть и старенькая машинка не издала ни звука. Теперь мне уже было совсем не до смеха.

«Нива», старая, добрая, езженая-переезженная нива, никогда ещё не подводила меня, даже в лютый мороз заводилась с первого поворота ключа. А тут что выходит? Облом. Не иначе чёрт меня дёрнул проверить капот. Двигатель был вырван с корнем, только зияли оборванные провода. Шок — это ещё слабо сказано. Колени мои задрожали, и я чуть не шмякнулся пятой точкой на землю. Холодный ветер тут же сорвал мой капюшон, заполз за воротник. На душе стало тошно и неожиданно страшно. Кто-то, значит, шутил. Значит, всё всерьёз. «Да хватит уже сомневаться!» — ехидно твердил внутренний голос-червячок.

Смех Казановы с бульканьем стих, едва зародившись в горле. Он тоже проверил свой мерс и разглядывал ту же картину: двигатель вырван с корнем и нигде под ногами не валялся.

Леший, как заправский идиот, всё пытался придумать рациональное объяснение событиям, но сквозь усилившийся вой ветра мы едва расслышали, что он там лопочет. Я прислушался к своему внутреннему голосу и вместе с ним погрузился в раздумье. Разве Сергей Иванович мог ни с того ни с сего ошалеть и провернуть с нами такое вот дерьмо?

Мы с внутренним голосом на пару разом покачали головой. Подозвав к себе рыскающего в одиночестве по темноте, пока ещё не успевшего (явно по глупости) как следует испугаться Лешего, мы рассудили, что в дом пока возвращаться рано, но и поиск команды из нас троих в такую погоду и темень — явная бесполезная трата сил.

Ветер заглушал крик, а пешим ходом по грязи, против ветра и лупящего в глаза дождя, пусть даже с фонариками, — всё равно лежащего тестя, не заметим, например, в той же неприметной канаве. Посовещавшись, мы вдруг осознали простую, но важную истину: нужно срочно вызвать помощь.

Леший и я бегали быстрей, чем забросивший спорт офисный планктон Казанова. Поэтому было ясно, кто отправится в деревню. Казанова же должен был оставаться на стреме в доме и защищать женщин, а если хоть одна телефонная батарея чуток подзарядится, то с помощью инета или простым звонком ему следует вызвать подмогу.

Казанова уже почти зашёл в дом, как его осенила идея. Он крикнул нам ждать его и быстренько притащил мой телефон с подзарядным устройством. С победоносной улыбкой непризнанного гения он предположил: вдруг у кого из деревенских старожилов не вырубило, как у нас, электричество, и тогда я смогу сам подзарядить телефон и немедленно связаться с полицией. Я улыбнулся в ответ. «Эх, Казанова, действительно чёртов гений».

Я взял свой телефон с собой. Мы с Лешим чуток передохнули, собравшись с духом, постояв на веранде. Затем двинули вперёд, взяв только фонарики и топорики, да мой телефон с подзарядным устройством, обёрнутый в целлофановый пакет, тут же заброшенный в карман ветровки.

Стоило выйти за привычный глазу участок, как исчез высокий, местами не доделанный забор, и ветер швырял дождь прямо в лицо. Бежать, даже пригнув голову, без риска убиться не получалось, да и идти быстрым шагом тоже не выходило. Стоило чуток поднять голову, как ливневый поток тут же заливал глаза и ноздри, грозя утопить. Проклятый ветер на открытой дороге, казалось, задувал со всех сторон сразу, наверное, собирался подбросить нас кулем в воздух, но мы упорно сопротивлялись его потугам и медленно шли вперёд. Так он просто играючи почти сбивал с ног.

БАМ-БАМ-БАМ! Ритмичный стук и непрекращающийся шелест дождя напрочь глушили все звуки — и, чтобы что-то услышать, приходилось почти что кричать. Мы с Лешим на пару шли цепочкой и, когда по пути видели очертания кустов и канавы, то внимательно приглядывались, подсвечивая туда-сюда фонариком, и громко звали Сергея Ивановича по имени.

Наш общий голос сливался с дождём и звучал по-настоящему глухо и оттого жутко. Увы, моего тестя нигде не было видно, и только противно чавкала грязь под ногами. Хлюп. Хлюп. Чавк-чавк.

Наконец, мы добрались до колонки, за которой находилась первая по пути от нашего дома маленькая хатка. Тусклый свет фонарика едва пробивал потоки льющего с неба дождя. В хате все ставни закрыты. Собачья будка пустует, и шустрая псина, которую я часто видел клянчащей что-то съестное возле продуктового магазина и мусорных баков, когда ездил в дом с ремонтом, куда-то исчезла. Не слышно её писклявого заливистого лая. Тихо. Только наши глухие и надрывные крики отчаянно пытаются прорваться сквозь пелену дождя.