Повисло молчание, заставившее меня нахмуриться, но я тут же расслабилась, когда Мара отстраненно сказала:
– Я тебя видела в больнице. Мама привела меня делать прививку. И ты шла по коридору с перевязанной рукой.
– Ясно, – ответила я. Впечатляющая история.
Она продолжала молчать, не желая идти на контакт. Она будто спала с открытыми глазами. Может, Мара ходит во сне? Но что могло заставить ребенка дойти до больницы и найти меня?
– Мара, сколько тебе лет?
– Восемь, – ответила она. – Я уже в первом классе.
– И это прекрасно.
И все? Джорджи тоже было восемь. Она никогда не замолкала, иногда даже во сне разговаривала; постоянно приставала ко мне с безумными идеями, шутками, розыгрышами, теориями. И всегда, если ей что-то было нужно, начинала канючить, притворно плакать и даже шантажировать.
Но Мара не Джорджи, конечно же нет.
– Зачем ты пришла в больницу? – спросила я прямо, одновременно подражая мягкому голосу Дориана.
– Я хочу домой. – Она скучающе качнулась из стороны в сторону. – А ты хочешь домой?
– Да, – ответила я, нахмурившись. Ладно, если не хочет говорить, пусть не отвечает. Наверное, ее напугала моя смерть. Я потянулась за своей спортивной сумкой, где хранилась сменная одежда, сказав:
– Мара… то, что ты видела в коридоре…
– Ты умерла.
– Нет, я, конечно, не умерла, – ровным тоном возразила я, натягивая через голову толстовку. – Я просто потеряла сознание от усталости. Очень много работала. Взрослые много работают.
– И врут.
Мара снова качнулась из стороны в сторону, как маятник. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда.
– Хорошо, – сдалась я. – Мы отправляемся домой. Тебе повезло, что я как раз живу в том же доме, что и ты. На втором этаже.
Она наконец-то удостоила меня своим вниманием:
– Но я никогда тебя там не видела.
– Увидишь, – сказала я, переобуваясь в ботинки.
Перед уходом я помогла Маре застегнуть курточку, поправила шапку на волосах, вновь вспомнив Джорджи, и затем встретилась с Дорианом. Не хотелось посещать его кабинет, однако было бы странно уйти, не предупредив его. Хотя именно этим я и занималась всю неделю – игнорировала его.
Мороз по коже и дурное предчувствие – мои верные компаньоны, вот только когда я спускаюсь в морг, у меня всегда сосет под ложечкой от страха.
– Нужно рассечь грудь… Вот так… Сейчас мы отделим грудину от ребер, – громко произнес Дориан, пока Крэйг при помощи скальпеля рассекал кожу на трупе. Я собиралась позвать профессора Харрингтона, но в свете ламп что-то блеснуло, привлекая мое внимание, и я шагнула к столу.
Каблуки моих ботинок звенели, но для остальных я была по-прежнему невидима. Все смотрели на тело. Простынь вдруг соскользнула на пол, открывая белоснежную мертвую кожу. Я вздрогнула, останавливаясь позади чьей-то широкой спины.
На столе лежала женщина.
Ее груди купались в крови, а в ямке между ключицами находился странный предмет. Меня замутило, когда я поняла, что это – подвеска в виде сердечка, которая принадлежит Скалларк. Ее подвеска. Ее тело.
Я подняла взгляд выше.
Ее лицо.
Веки синие, сквозь них видно кровеносные сосуды. Губы приоткрыты, будто она хочет мне что-то сказать.
Скалларк медленно повернула голову в мою сторону, и я попятилась прочь от стола, вот только не сделала ни шагу – ноги приросли к каменному полу.
– Кая…
Иссиня-черные волосы Скалларк лежали на столе, как палантин цвета тьмы, и я почувствовала, что пряди тянутся ко мне. Хотят захлестнуть, подтянуть ближе, к ее открытому рту, чтобы она шепнула…
Я моргнула, внезапно возвращаясь в реальность, и испытала облегчение, увидев, что на столе лежала не Скалларк. Все студенты, в том числе и Крэйг, смотрели на меня чуть удивленно. Дориан, держащий меня за плечо, но не так, будто хотел приободрить, а скорее как будто намеревался удержать, если я упаду, потянул меня за дверь.
Только очутившись снаружи, я почувствовала, что вновь могу дышать. Дориан поднял брови, взглядом требуя объяснений, которых у меня не было.
– Я… я возвращаюсь домой. Точнее, возвращаюсь в Тайную… в свою квартиру.
– Мм… – раздосадованно протянул он, кивнув.
– Мару доставлю домой в целости и сохранности.
– А. Да.