Шкатулка

— Мне рядом, до троллейбуса, — ответила она и согласилась: — Проводите. — О булочной она забыла.

Он взял у нее из рук инструмент, понес к остановке.

— Вы смелый, — решилась заговорить Лиза. — Один на троих! Я про такие случаи только в книжках читала. Спасибо вам. Вы герой.

— Я мужчина. Обязан защищать слабых, а шпану учить.

На остановке он спросил:

— Вы на этом играете?

— Играю.

— Уважаю искусство.

Он сказал это так просто и в то же время уважительно, что Лиза представила его вдруг в концертном зале: «Он, видно, из тех, кто дольше всех хлопает артистам и последний покидает свой ряд».

— А там, — он показал в сторону института, — вы учитесь?

— Учусь.

Подошел троллейбус.

— Ваш? — спросил он.

— Мой.

В заднее стекло, пока троллейбус удалялся, было видно, как он стоял и смотрел вслед.

«Странный человек, — думала про него Лиза. — Занятный. Спортсмен». Дома ей стало скучно, и она поняла отчего: ее защитник остался на остановке, и больше она его не увидит.

В ее жизни еще никогда не было сильного, доброго друга. Были приятели, с которыми хорошо было подурачиться. И только. Ничего серьезного, настоящего. Был, правда, Афанасий — нервный, бледноликий, любивший страстно вещать о своей принадлежности к «духовным сферам», о своем «безумном служении гармонии». Когда он вставал из-за рояля, отыграв любимые багатели, с него текло ручьями, так он усердствовал.

Однажды на вечеринке у Лисовской, танцуя с Лизой под магнитофон, то есть топчась на месте под тягучую мелодию допотопного блюза, он стал губами ловить ее пушистые пряди выбившихся из пучка волос, полагая, наверное, что это ей нравится.

«Ах, Лиза!» — шептал он и закрывал глаза.

Это было ново, и Лиза ждала, что последует дальше.

«Очнись, Афанасий! — окликала Лисовская. — Иди лучше пирог разрежь».

«Я не умею».

«А девушек завлекать умеешь? Ах ты, шалун нехороший».

Лиза колебалась: принимать ухаживания Афанасия или нет. У нее еще никогда не было кавалера. Никогда ей никто ничего не шептал на ухо, не сжимал горячими пальцами запястья, не намекал на нечто неиспытанное. Но ее смущало всеобщее внимание и несвежая сорочка Афанасия. «Все равно в моей жизни выбора нет, — уговаривала она себя. — Красавцы только в кино бывают». В их группе было шесть девушек, а юношей только трое.

Лисовская дурачилась, делала вид, что ревнует Афанасия к Лизе, но все давно уже знали, что нужен ей другой. Тот, другой, раз в неделю подъезжал к институту на светлой длинной автомашине, притормаживал у самого выхода и легко поднимался — стройный, элегантный — на второй этаж в класс композиции.

Лиза как-то раз повстречалась с ним на лестнице лицом к лицу, и он показался ей хитрым.

Марк Андреевич сказал о нем «талантливый делец», но Лиза не поняла — это был укор или одобрение.

«Делец» написал историческую оперу, две симфонии, четыре концерта и много всякого. Теперь он успешно сотрудничал с кино. Его музыка звучала везде. Ни один солидный концерт не обходился без его сочинений.

И Лисовская старалась ему понравиться. Это оказалось не трудно: она попросила объяснить ей одно место в его новой симфонии, так как эта тема ее «потрясла». Тот благожелательно улыбнулся девушке, скромно отговорился двумя-тремя фразами и потом долго слушал ее туманно-изысканные речения о том, как она понимает его творчество.

Они бы много и часто говорили о его достижениях в искусстве, но жизнь известного музыканта была регламентирована, заполнена множеством обязательств и дел. А главное, что бы он ни делал, где бы ни находился, над его душою витал настороженный образ маленькой, строгой, вездесущей жены.

Лисовская тосковала, мрачнела, вспоминая кумира. И вымещала тоску на Афанасии, словно он был в чем-то виноват.

«Афанасий, любовь подтачивает силы!» — кричала она через весь стол и смеялась.

«Дура мохнатая! — сердилась про себя Лиза. — Чего цепляется?»

Афанасий довольно сопел и заговорщицки поглядывал на Лизу. Месяца два тянулась «эта канитель». Афанасий вздыхал, закатывал глаза и вставал из-за инструмента еще более мокрый.

И тут этот спортсмен. Ловкий. Учтивый. «Плохо, что он остался, а я уехала», — откровенно жалела Лиза и пыталась вспомнить его лицо, но не могла. Уж больно коротка была встреча.

Со времени того эпизода прошел чуть ли не месяц.

И вдруг они встретились вновь.

Он прохаживался возле ограды, явно поджидая. И, завидев ее, пошел навстречу.

«Я хотел увидеть, как вы носите эту штуковину, — сказал он, указывая на виолончель. — И так каждый день?»

«Нет, только четыре раза в неделю», — ответила Лиза и почувствовала, что волнуется.

«Вы позволите вам помочь?» — спросил он, берясь за ручку футляра.

«Помогите», — согласилась Лиза.

Прикосновение его руки родило в ней горячую волну мурашек.

«Это вам», — сказал он, подавая ей маленькую металлическую вещицу.

«Что это?»

«Брелок. Называется камертон. Говорят, он как настоящий».

Лиза рассмотрела миниатюрный камертончик, поднесла к уху, щелкнула по нему пальцем и услыхала тихий, но чистый точный звук.

«Прелесть какая! — оценила Лиза. — Откуда?»

«Из города Парижу», — ответил он, явно не собираясь этим вызывать у девушки восхищение.