Шкатулка Люцифера

Швейцар подремывал в холле, дверь по позднему времени была закрыта, да и холодно было, все же зима.

Швейцар не видел, откуда появилась темная, с трудом передвигающаяся фигура, он опомнился только, когда увидел, что человек сползает по стеклянной двери, оставляя за собой кровавую полосу. Когда открыли дверь и рассмотрели пострадавшего, то увидели, что кровавый след тянется от узкого переулка вдоль части площади. Очевидно, его ранили в безлюдном переулке, и человек из последних сил добрел до освещенного ресторана. Когда его подняли с ледяных каменных плит, он уже потерял сознание.

В больнице обработали рану, сделали переливание крови, однако раненый в себя не пришел. Он бредил, метался в жару и говорил на непонятном языке, который только она, доктор Кудряшова, идентифицировала как латынь. Потом, правда, сказал несколько слов по-русски. Но это ни о чем не говорит – в Таллинне, по последним сведениям, проживает едва ли не четверть русских.

Документов при нем никаких не нашли, в карманах вообще ничего не обнаружилось – ни бумажника, ни ключей, ни паспорта.

Тут соседка Старыгина немного помедлила, вроде как запнулась, но он не обратил на это внимания.

– Полицию вызывали? – спросил он.

– Разумеется, – она пожала плечами, – те решили, что юношу ограбили. Обещали утром прислать в больницу следователя. Врачи передали им, чтобы не торопились – все равно с раненым поговорить пока нельзя, он в себя не приходит. Но непременно очнется – здоровый, красивый парень, кожа чистая, мускулы накачанные, видно, в тренажерный зал ходит регулярно. Что еще? Одежды я его не видела, где-то она у них лежит, вся кровью измазанная, но по внешнему виду могу сказать, что парень не из бедных. Волосы хорошие, руки чистые, даже, кажется, маникюр у него был… Сам весь гладкий, загорелый… и вот еще что… по некоторым признакам ясно, что нюхал он кокаин. Не то чтобы наркоман, а так, баловался. А такое удовольствие только обеспеченным людям доступно.

– Ну что, судя по вашему описанию, к нему вполне подходят эти стихи, – протянул Старыгин, – они характеризуют богатого щеголя, этакого легкомысленного прожигателя жизни – «Бокалов звон и бренчанье шпор…». А листка, вырванного из старой книги, при нем не нашли?

– Может, и был листок, да остался там, на месте преступления.

– Да, в этом случае убийца прокололся… – протянул Старыгин, – никак он не мог предположить, что у парня сердце не на месте. Что ж, молодому человеку повезло. Непонятно только, откуда он знает латынь…

– А он ее вовсе может и не знать, – невозмутимо ответила Агриппина, – просто слышал этот текст от нападавшего, вот и отпечаталось в памяти… Такие случаи бывают…

– Ну, вам виднее, – вздохнул Старыгин. – Однако боюсь, что мой знакомый инспектор Мяги об этом случае не узнает. То есть, может, и узнает, но никак не свяжет его с предыдущими тремя убийствами. А ведь связь несомненно есть.

– Метро «Автово»! – объявил водитель, притормаживая. – Кто выходит, поторопитесь, тут долго стоять нельзя!

– Ох, поеду я на метро! – спохватился Старыгин. – Может, пораньше успею, пока соседка не спит, с ней насчет Василия переговорить! Ну, счастливо оставаться, весьма признателен за приятную беседу!

Это он крикнул уже на бегу, и даже постороннему человеку было ясно, что говорится это не от души, а по инерции.

Агриппина все поняла правильно, да она и не ждала никаких любезностей. Если честно, она от мужчин вообще не ждала ничего, кроме неприятностей. Поэтому старалась поменьше с ними общаться.

Старыгин подбежал к двери, потом вернулся, потому что вспомнил, что забыл термос, засунутый им в карман переднего сиденья. Не взглянув на Агриппину, он махнул рукой и выкатился последним из автобуса, подхватывая падающие шарф и перчатки.

Глядя на него из окна автобуса, она только пожала плечами. Старыгин подхватил сумку и пошел к метро, не оглянувшись. Агриппина прикрыла глаза.

Все-таки удивительно бестолковый тип – бегает, суетится, много лишних слов говорит… Ну зачем ей знать про какую-то соседку, с которой нужно говорить насчет какого-то Василия. При чем тут соседка? А жены-то, видно, у этого типа нету, потому что если бы была, то он спокойнее бы себя вел. Женатый мужик живет как у Христа за пазухой, жена ему ничего не сделает, обо всем позаботится, ему и думать ни о чем не нужно… А впрочем, какое ей, Агриппине, до всего этого дело? Черт, хотела же в дороге выспаться, так разве дадут…

В церкви темнело.

Мастер Нотке вынужден был отложить кисть и прекратить работу – глаза уже с трудом различали цвета и линии.