Шкатулка с бабочкой

— Когда я перееду и буду жить здесь, могу я взять с собой Расту? — спросила Федерика, продолжавшая тихо сидеть на полу.

Тоби и Джулиан одновременно повернулись и посмотрели на нее.

— Боже мой, я совсем забыл, что ты здесь, — удивленно произнес Тоби.

— Конечно, ты можешь привезти Расту, — заверил ее Джулиан, глядя на Тоби. — Когда она собирается переезжать?

Глава 23

Именно в тот момент, когда Элен подумала, что никогда не сможет принять решение о том, следует ли выходить замуж за Артура, раздался телефонный звонок, окончательно определивший ее будущее.

— Элен, это Рамон. Я в Лондоне.

Услышав его голос, в котором звучало эхо слишком многих воспоминаний, Элен ощутила слабость в животе. Она замерла, не зная, что сказать и желая разозлиться, но у нее не оставалось для этого времени.

— Элен? — В наступившей тишине снова прозвучал его голос.

— Что тебе нужно? — наконец холодно спросила она, пытаясь выиграть время, чтобы прийти в себя.

— Я хочу увидеть своих детей, — ответил Он.

— Этого не будет, — отрезала она, хватаясь за сигарету и вспоминая совет Артура делать глубокие вдохи, когда нервничает. Она не могла допустить, чтобы он снова вызвал депрессию у Федерики, которая только начала от нее избавляться.

— Элен, ты не можешь запретить мне увидеть моих детей, — повторил он. — Я получил письмо от Феде. Я ей нужен.

— Как дырка в голове, Рамон, — произнесла она с сарказмом, вставляя в рот сигарету и зажигая ее дрожащей рукой.

— Ты злишься.

— Разумеется, я злюсь, Рамон. Мы с тобой не виделись уже семь лет, — выпалила она, выпуская дым в микрофон трубки. — Черт возьми, Рамон! Что ты вообще о себе возомнил?

— Остынь, — сказал он и глубоко вздохнул. В его голосе появилось раздражение.

— Ради бога. Ты никуда не годный отец. Я удивлена, что Феде еще не забыла о твоем существовании. А ей чертовски необходимо было это сделать. Мой брат стал для нее лучшим отцом, чем ты когда-либо был. Ты не можешь заявиться сюда через семь лет и ожидать, что мы все бросимся в твои объятия. Ты снова оставил нас и решил не возвращаться. Если теперь ты сожалеешь о случившемся, то это твои проблемы.

— Ладно, кто такой Артур?

Она сделала глубокую затяжку.

— Мой жених.

— Именно этого Феде и боялась.

— Значит, ты прибыл из-за этого? Рыцарь Феде в сверкающих доспехах, вот так шутка.

— Я приезжаю, хочешь ты этого или нет, — сообщил он.

— Отлично, но я не позволю тебе увидеться с детьми.

— Если ты желаешь лишить своих детей отца, то это твое дело, но я приеду в любом случае, — сказал он и повесил трубку.

Рамон положил чемодан в багажник черного «Мерседеса» и дал указание водителю ехать в Польперро. Затем он уселся на заднем сиденье и погрузился в размышления. Как легко было позволить им уйти из его жизни. И как случилось, что прошедшие годы пролетели так быстро, что он совсем не заметил неумолимого течения времени? Он был слишком счастлив с Эстеллой и Рамонсито, чтобы вспоминать о тех, кого оставил за океаном. Элен и дети стали чем-то вроде камешков, попавших в обувь и причинявших неудобство. Он постоянно знал, что они есть, но ничего не делал, чтобы поддерживать с ними связь.

Эстелла любила его безоглядно, как ребенок, нежно, как мать, и, не предъявляя на него никаких собственнических прав, как друг. С ней у него не возникала постоянная потребность уезжать из дома. Наоборот, во время своих путешествий он считал дни, чтобы снова оказаться в ее теплых объятиях. Порой, когда он был далеко, наедине со своими мыслями, он ощущал запах роз и верил, что это пришла она, чтобы облегчить монотонное течение его одиноких странствий. В другие моменты, услышав шепот моря или веселое журчание ручья, он останавливался, чтобы вспомнить медовый голос Эстеллы и ее радостный смех. По мере того как изящные черты Эстеллы вытесняли в его памяти лица Элен, Федерики и Хэла, ему начинало казаться, что они вообще никогда не существовали. Как легко оказалось забыть…

Мариана писала Федерике и Хэлу часто, поскольку она их не забывала. Элен прислала ей их фотографии, которые Мариана увеличила, вставила в рамки и постоянно смотрела на них. Она боялась, что если не станет этого делать хотя бы раз в день, то, проснувшись однажды утром, может обнаружить, что не думает о них уже годами. В ее сознании внуки оставались теми же маленькими детьми, какими были в то последнее лето в Качагуа, несмотря на фотографии, где они были запечатлены уже ставшими взрослее. Другие ее внучата постоянно навещали их дом. Сейчас их было уже двадцать четыре, что делало все более трудной задачу помнить о тех двоих, которых она любила больше, чем остальных.