Шкатулка с бабочкой

— Я хочу произвести на вас впечатление, — искренне ответил Торквилл. — Ладно, Джек, мы готовы прокатиться, — крикнул он шкиперу, который коснулся своей фуражки и скрылся за панелью управления. Двигатель взревел, затем перешел на тихий стук, и они отправились в ночное путешествие вдоль залитой лунным светом Темзы.

Торквилл устроился рядом с ней и открыл корзину.

— Давайте начнем с бокала шампанского, — предложил он, вручая ей хрустальный бокал. — Вы когда-нибудь бывали на Темзе?

— Только в автомобиле проезжала по дамбе. — Она засмеялась.

— Хорошо. Я рад, что это в первый раз, — сказал он, наливая в ее бокал шампанское.

— Что за бесподобная ночь, ее вы тоже организовали?

— Я сделал все, что мог.

— У вас хорошо получилось.

— У меня хорошо получилось, что я нашел вас, — тихо сказал он, чокаясь бокалами. — За нас.

Федерика молча сделала глоток.

— Я понял так, что вы встретились с моим дядей.

— Да, — осторожно ответила она, не желая делиться впечатлениями о похожем на жабу человеке, который рыскал по магазину с напыщенной важностью, которая была там абсолютно неуместной и просто абсурдной.

— Вы ему понравились.

— Неужели?

— У него очень хороший вкус. Он чувствует людей — это семейное качество. — Затем он посмотрел на нее хищным взглядом, восхищаясь естественностью ее поведения. — Вы слишком невинны для жизни в Лондоне. Вы росли в Чили?

— Только до шести лет, а затем мы переехали в Корнуолл.

— От великого до смешного, — усмехнулся он. — Вот почему вы другая. Немного от Латинской Америки, немного от Корнуолла. Своего рода помесь, — пошутил он. — И мне это нравится, — добавил он, опустошая свой бокал. — А я вот не помесь. Надеюсь, вам нравятся чистокровные англичане.

— Конечно, мне нравятся англичане. Я знаю очень немногих латиноамериканцев. Я уехала из Чили, когда была еще совсем ребенком, — пояснила она.

— А сейчас вы уже старая, — усмехнулся он. — Рискну предположить, что вам восемнадцать, — сказал он, доставая бутылку из корзины и снова наполняя бокалы.

— Вы правы, — удивленно ответила она. — Так вы все обо мне знаете?

— Как я уже говорил, я проницателен, как старый дьявол. — Он произнес это в точности как лондонский кокни[8].

Федерика рассмеялась.

— Тогда я попробую угадать, что вам тридцать пять, — предположила она и сделала глоток.

— Боюсь, что это ошибка. Я гораздо старше — мне уже тридцать восемь. Слишком старый для вас.

Федерика почувствовала, как ее наполняет разочарование. Ей оставалось только гадать, что он хотел этим сказать, и если он действительно считает себя староватым для нее, то зачем пригласил встретиться?

— Давайте чем-нибудь перекусим, — предложил он, доставая пару тарелок с тостами, гусиной печенкой и икрой.

Катер медленно плыл по Темзе под мостами, отбрасывавшими на воду зловещие тени, мимо лондонского Тауэра и дальше в темноту неизвестности. Они перекусили и открыли вторую бутылку шампанского.

— Меня воспитали отец и мачеха, а мама умерла, когда я был еще ребенком, — неожиданно сказал Торквилл.

— Мне очень жаль, — проговорила Федерика, сопереживая его потерю. Хотя ее отец и не умер, но за последние десять лет практически не подавал признаков жизни.

— О, я был слишком мал, чтобы понимать, что происходит, когда появилась Синтия. Она стала для меня хорошей матерью. Видите ли, она не могла иметь детей, поэтому изливала свои нерастраченные материнские чувства на меня. Я оказался единственным ребенком, и это испортило всю мою жизнь. — Он сказал это с ухмылкой, не упоминая, что любовь Синтии временами душила его, а любовь отца носила собственнический характер.

— Должно быть, вам пришлось ужасно страдать, — посочувствовала она и сжала его руку.

Он вздрогнул.

— Значит, и вам приходилось страдать, да? — нежно спросил он, склоняя голову. — Вы не хотите об этом поговорить?

Федерика обнаружила, что допустила его в свою жизнь. Спиртное и красота окружающей обстановки развязали ее язык и незаметно заставили выплеснуть в свой монолог всю накопившуюся за эти годы боль. Она вовсе не намеревалась это делать, но в его улыбке и глазах было нечто для нее притягательное. Казалось, что он видит насквозь, разрушая ее защиту с каждым проницательным взглядом и ясным пониманием того, что слышит.

— Ах, моя бедная малютка, — сказал он, заметив, что она начинает дрожать, и слегка ее обнимая. — Тебе так нужен тот, кто будет о тебе заботиться. Я вырос, получив слишком много любви, а ты недополучила ее.

— Не совсем, — возразила она. — Я была иногда и очень счастлива.

— Не пытайся обмануть себя, дорогая, любой человек нуждается в матери и отце. Если ему повезло так, как мне, и у него есть прекрасная замена, это может компенсировать потерю одного из родителей. Но совершенно очевидно, что Артур не чета твоему отцу.

— Конечно нет! — горячо воскликнула она. — Я его вообще не выношу.