Шкатулка с бабочкой

Рамон последовал за женой наверх. Оба они молчали. Он следил за тем, как она шла по коридору со сгорбленными плечами и опущенной головой. Когда он приблизился к своей комнате, его ноздрей достиг запах лаванды, напомнивший о доме его матери в Качагуа. Как будто почувствовав его мысли, Элен сообщила, что Федерика приготовила для него простыни со свежей лавандой из их сада.

В комнате гулял ветерок, в ней было чисто, пахло апельсинами и розами. Он окинул взглядом место, где стояла постель, которую они делили большую часть из семи лет их двенадцатилетнего брака, но не ощутил своей принадлежности к ней. Несмотря на цветы и прочие усилия Федерики, это была комната его жены, а холодность ее поведения свидетельствовала о том, что его присутствие является здесь нежелательным.

Он бросил на пол свой чемодан и присел на край кровати. Элен подошла к окну и стала смотреть на море.

— Итак, что ты хочешь обсудить? — спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

— Нас, — коротко ответила она.

— Что насчет нас?

— Разве это не одно и то же?

— Не совсем.

— Я устала притворяться перед детьми, что все в порядке. Все не в порядке. Я не счастлива. Тебе хорошо путешествовать по миру, подобно цыгану, и сочинять свои книги и рассказы. А я здесь, в этом доме, сижу без тебя как в ловушке. Мне неоткуда ждать помощи. Я вырастила двоих детей практически в одиночку, — сказала она и ощутила, как напряжение в ее шее поднялось к голове и сжало виски будто тисками.

— Но ведь ты всегда знала, что такова моя жизнь. У тебя не было на этот счет никаких иллюзий — ты сама так говорила. И ты предоставила мне свободу, поскольку понимала, что я не могу без нее существовать, — возразил он, нахмурившись и качая головой.

— Это я понимаю. Но я не знала, как все будет происходить в действительности. Вначале мы ездили вместе. Это было похоже на волшебный сон. Меня любили, и я любила тебя. Но сейчас… — Ее голос оборвался.

— Сейчас? — печально повторил он.

— Сейчас я больше тебя не люблю. — Она повернулась к нему. Обнаружив, что обида затуманила его лицо, она быстро добавила: — Любовь нужно лелеять, а не оставлять на произвол в забвении, Рамон. Я любила тебя когда-то, но сейчас я больше тебя не понимаю. И я безумно устала от одиночества, а ты оставляешь меня одну на долгие месяцы. И ты всегда будешь так поступать.

— Так что ты предлагаешь?

Она неуверенной походкой подошла к нему и села рядом с ним на кровати.

— Если ты боишься потерять меня, Рамон, то останешься и будешь писать здесь. Тебе придется изменить своим привычкам ради меня. Но ты не пойдешь на это, не правда ли? — Он на какое-то время задумался, но это молчание было красноречивее всяких слов. — Ты любишь меня, Рамон? — задала она прямой вопрос.

Во взгляде его сверкающих каштановых глаз ощущалась безнадежность.

— Да, я люблю тебя, Элен, но… по-своему. Я все еще люблю тебя, но этого недостаточно, чтобы я смог измениться так, как хочется тебе. Если я останусь здесь с тобой и детьми, то высохну, как дерево в пустыне. Разве ты этого не понимаешь? Я не хочу потерять тебя и детей, но я также не в состоянии стать другим, — устало сказал он, качая головой. — Извини, но как только я приехал домой, то тут же подумал о том, когда смогу уехать снова.

После этих слов они оба погрузились в тягостное молчание. Элен, дав волю своим чувствам, всплакнула и ощутила, как спадает напряжение, сдавливавшее ее виски. Рамон сидел и гадал о том, что она собирается предпринять. Он не хотел терять ее, поскольку она была его страховкой. Ему нравилось иметь дом, чтобы было куда возвращаться. Несмотря на то что он нечасто появлялся здесь, тем не менее находиться дома ему было приятно. Он любил своих детей, хотя и не мог привыкнуть к ежедневному рутинному общению с ними. В сущности, он не был семейным мужчиной в полном смысле этого слова.

— Так что мы будем делать дальше? — спросил он после некоторой паузы.

— Я хочу уехать домой, — ответила она, вставая и снова направляясь к окну.

— Ты хочешь сказать — в Англию?

— Да.

— Но это же на другом конце земли, — запротестовал он.

— Почему это тебя беспокоит? Ты постоянно находишься на другом конце земли, и так будет всегда. Какая разница, где будем мы? Ты в любом случае окажешься на другом континенте.

— Но как же дети?

— Они пойдут в школу в Англии. Мы уедем и будем жить в Корнуолле с моими родителями. — Она подошла к нему и опустилась на колени у его ног. — Прошу тебя, Рамон. Позволь мне забрать их домой. Я больше не в силах жить здесь. По крайней мере, такой жизнью, как сейчас. Пойми, что без тебя в этом нет никакого смысла. Я не здешняя, как ты. Я хотела и надеялась ею стать, но сейчас я хочу домой.

— И что ты им скажешь?

— Я скажу им, что мы уезжаем домой. Что ты будешь приезжать и видеться с нами, как обычно. Но только мы будем жить в другой стране. Они еще очень малы и примут это, — убежденно сказала она, испытующе глядя на него. — Пожалуйста, Рамон.

— Ты хочешь развода? — хладнокровно спросил он.

— Нет, — быстро ответила она. — Нет, я этого не хочу.

— Тогда речь идет о раздельном проживании?

— Да.

— А потом что?