Шкатулка с бабочкой

Федерика пыталась читать, но была не в силах сосредоточиться. Мысли одолевали события прошедшего месяца, не давая ей покоя. Она снова вспомнила Торквилла. Она оказалась несчастлива с самого начала своего замужества, но поверила, что любит его, и старалась сделать все, что он только ни попросит, чтобы порадовать его. Как легко оказалось для него манипулировать Федерикой, превратив ее в безропотную пешку в своей игре. Она сносила все унижения и ограничения, пока настолько не привыкла к его властному характеру, что уже ничего не замечала и не осознавала, что в силах противостоять его собственнической хватке. Она остро нуждалась в личности, напоминавшей отца и защищавшей ее от всего окружающего мира. Это был мираж, который она сама взрастила в удушающей атмосфере их брака, где его всевластная личность подавляла все ее попытки проявить самостоятельность. Однако ей все же удалось справиться с собой и осознать, что она больше не желает, чтобы кто-то жил вместо нее, а хочет сама пройти той дорогой, которую для себя выберет. В ретроспективе все выглядело достаточно просто. Ей следовало все понять и уйти гораздо раньше. Ее подвела собственная бесхарактерность, и теперь она молча давала себе клятву, что больше никому и никогда не позволит с собой так обращаться. Она вспомнила об отце и поэтических строках, которые он ей прислал. Именно благодаря его помощи смогла она оглянуться и непредвзято посмотреть на свое замужество. Последующая дружеская поддержка Сэма помогла ей не упасть духом и оставаться на плаву.

Подумав о Сэме, она внутренне заулыбалась, пока эта улыбка не дошла до контура ее губ, заставив их края приподняться. Она мысленно нарисовала перед собой его взъерошенную фигуру, поношенные свитера, которые он всегда носил, пыльные туфли, никогда не знавшие щетки и крема, его высокомерный вид и интеллигентный взгляд. С тоской вспоминала она, каким прекрасным юношей он был, припомнила и их первую встречу на озере. Тогда на его глаза падала густая светлая челка, на бледно-розовых губах блуждала сардоническая улыбка, а гладкая кожа излучала уверенность и харизму молодого человека, знавшего, что он гораздо умнее всех других.

Но что же с ним случилось? Годы украли добрую часть его золотистых волос, опыт умерил его амбиции, а смерть Нуньо лишила самоуверенности. Сейчас он казался более доступным и менее отчужденным. Но Федерика не позволяла себе думать о своих былых чувствах к Сэму; пока она еще не была готова к этому. Она достала шкатулку с бабочкой из сумки и снова вернулась к мыслям об отце и его родителях, оживляя в памяти все прекрасные моменты золотого детства, длившегося до тех пор, пока мать не увезла их с собой за океан.

Хэл проспал почти весь полет, просыпаясь лишь для того, чтобы поесть и посетить туалет. Только после того как они приземлились в аэропорту Сантьяго, он выпрямился в кресле и уставился в окно на панораму Анд, задевшую какие-то струны в его душе и заставившую горло сжаться, а глаза увлажниться. Он тяжело сглотнул, вцепившись в подлокотник, когда где-то в животе завращался вихрь радостных эмоций.

— Мы дома, Феде, — сдавленно произнес он и повернулся к ней. Она только кивнула, поскольку тоже была глубоко взволнована и не могла говорить, и сжала его руку.

Мариана послала шофера, чтобы доставить их в Качагуа. Он представился как Рауль Ферро, но не понимал ни слова по-английски, а Хэл с Федерикой уже забыли испанский, на котором когда-то бегло разговаривали. Поэтому общение проходило в основном на уровне жестов, после чего они прошли за ним к машине. В Сантьяго стояла удушающая жара, но Хэл и Федерика воспринимали ее с удовольствием, вызванным нахлынувшими на них давно забытыми воспоминаниями. Поначалу они сидели на заднем сиденье молча, наблюдая за пролетавшими за окнами пейзажами и теряясь в пыльных холмах своего прошлого. Затем, когда машина выехала за пределы города и вырвалась на автостраду, проложенную среди голых гор к побережью, они посмотрели друг на друга уже другими глазами. После многих лет отчужденности они ощущали себя снова вместе, объединенные общим детством и обоюдным желанием вернуть его себе.

— Мне было всего четыре года, когда мы уехали, но я так много помню, — с грустью в голосе говорил Хэл, вытирая рукавом вспотевшее лицо. — Мне уже стало лучше!

— Я подумала, как странно увидеть все это снова, но у меня такое впечатление, что я никогда отсюда и не уезжала, — вздохнула Федерика, наблюдая, как сверкает от жары воздух над дорогой, переливаясь невесомыми перламутровыми струями.

— Я никогда не ощущал свою близость к папе, — внезапно заявил Хэл.

Федерика посмотрела на его встревоженное лицо и ласково улыбнулась ему.

— Я знаю. Он игнорировал тебя, да? — мягко согласилась она.

— Странно, ведь тогда я был совсем маленьким, но почему-то все эти годы ощущал его отчужденность.

— Но зато ты у мамы был золотым мальчиком.

— За это пришлось дорого заплатить, поверь мне.