Шкатулка с бабочкой

Остановившись возле его комнаты, она заколебалась. Голосов не было слышно, но сквозь щелку в двери ее слух уловил довольное сопение удовлетворенных любовников. Припомнив унизительный шок, испытанный в момент своего ночного открытия, Элен решительно повернула дверную ручку и вошла. Рамон лежал на спине. Эстелла свернулась возле него, положив голову ему на грудь. Его рука лежала поверх ее длинных черных волос, которые свободно рассыпались по ее спине. Они были обнаженными, если не считать простыни, которая едва прикрывала их разгоряченные любовью тела. Элен стояла со скрещенными на груди руками, а ее рот превратился в тонкую линию, сжатую горечью. Рамон во сне ощутил ее присутствие и открыл глаза. Он не двигался, а лишь смотрел на нее, будто пытаясь понять, видит ли он ее в своих фантазиях или наяву. Рамон судорожно заморгал. Элен продолжала стоять, глядя на него с нескрываемым отвращением. Тут он осознал, что моргание не помогает избавиться от ее присутствия, и с ужасом понял, что это не сон. Он слегка толкнул Эстеллу, которая блаженствовала в полусне. Он снова толкнул ее, на этот раз более настойчиво. Девушка встревоженно открыла глаза и увидела Элен, стоявшую у кровати. Она задохнулась от ужаса, с воплем слетела с матраса и, проворно собрав свою одежду, выскочила из комнаты, всхлипывая от стыда. Рамон положил руки под голову и уставился на нее.

— Что ты себе позволяешь, Элен? — сказал он таким тоном, будто она несла вину за это вторжение.

Она замотала головой, не веря своим ушам.

— Что значит, я себе позволяю? — зашипела она в бешенстве. — Ты прелюбодействуешь со служанкой под одной крышей с женой и детьми. Ты что, совсем потерял совесть?

— Остынь, Элен, — произнес он менторским тоном. — Мы оба знаем, что от нашего брака остался только клочок бумаги. Ты ведь сама захотела со всем покончить. Лично я этого не хочу. В отличие от тебя я не желаю разрывать нашу семью на части. И какое тебе дело, сплю я со служанкой или с кем-то еще? — Он сел на кровати.

— Меня не интересует, Рамон, кого ты выбрал для адюльтера. Но я надеялась, что у тебя осталась хоть капля порядочности. Твои дети спят в комнате, расположенной в этом же коридоре. Что, если бы Феде приснился какой-нибудь кошмар и она спросонья прибежала бы к тебе? — приводила она свои доводы с горящими от возмущения глазами.

— Она этого не сделала, — спокойно произнес он.

— Спасибо Господу.

— Послушай, это ведь было твое решение оставить меня и забрать их в Англию, — напомнил он, повышая голос.

— Только потому, что мы тебе больше не нужны, — парировала она, почти выкрикивая слова от расстройства. — Ты сам говорил, что в ту самую минуту, когда возвращаешься домой, у тебя возникает желание снова уехать. Как после этого мы должны себя чувствовать? Мы уже не семья, и ты это прекрасно знаешь. — Ей хотелось, чтобы он возражал, что все не так, что он хочет попробовать начать все сначала, но он лишь прищурил свои холодные темные глаза и равнодушно смотрел на нее.

— Ладно, мы уже это обсуждали, — произнес он и зевнул. — Сегодня мы, как и договорились, скажем обо всем детям, и ты можешь уезжать, как только будешь готова. Я не собираюсь тебя задерживать.

— Конечно нет, потому что задерживать меня не входит в твои планы. Я предоставляю тебе свободу. Полную свободу, — сообщила она. — Теперь тебе уже никогда больше не понадобится возвращаться домой.

В течение короткой паузы, пока они смотрели друг на друга со все возрастающим отвращением, под дверью неожиданно раздались громкие и надрывные всхлипывания Федерики. Элен ощутила приступ удушья, а Рамон побелел.

— О Боже, — прошептал он, вскочил и, натянув брюки, кинулся к двери. Они оба одновременно открыли ее и обнаружили дочь, которая, съежившись и дрожа, сидела на полу. Она слышала все. Оказалось, что Эстелла, рыдая, пробегала мимо ее комнаты, разбудила ее и в панике послала в комнату матери. Обнаружив, что мать отсутствует, она отправилась к отцу именно в тот момент, когда началась их перебранка, и прекрасно поняла, что происходит.

— Феде, дорогая, — успокаивающим тоном сказала Элен, приседая и обнимая ее. — Все в порядке. Просто мы с папой немного поспорили.

— Мы вовсе не собираемся делать то, о чем сказали, — добавил Рамон, пытаясь забрать дочь из рук ее матери.

— Пожалуйста, Рамон, оставь нас в покое, — неожиданно произнесла Элен голосом, в котором зазвенела сталь. Рамон удивленно отшатнулся, пораженный ее тоном. Он беспомощно наблюдал, как жена взяла Федерику на руки и понесла по коридору в свою комнату. Там она заперла дверь, чтобы он не мог войти. Внезапно его накрыла грандиозная волна одиночества. Он побрел к себе и присел на кровать. Он не знал, что делать дальше. Его грудь сжимало чувство вины и раскаяния. Он уткнулся лицом в ладони и заплакал.