Шкатулка с бабочкой

— Но бесконечно более очаровательным, — добавил он, представляя, что за чудовищную конструкцию создает ее компания.

Она кокетливо улыбнулась.

— Что привело вас в Биканер?

— Приливы и отливы, — ответил он.

Она посмотрела на него с удивлением.

— И это все?

— Это все.

Они поболтали еще, пока погибшую корову не оттащили с пути на песок, где ею тотчас занялись птицы и насекомые. Утомленные пассажиры медленно брели вдоль поезда и снова возвращались в удушливое пекло вагонов. Рамон последовал за Анджелой в ее вагон первого класса, и поезд снова пришел в движение. Первый класс не сильно отличался от переполненного вагона, в котором он ехал раньше, поскольку был так же наполнен запахом специй и Пылью. Здесь тоже было множество болтливых индийцев и стояла страшная жара. Анджела села у окна, пытаясь немного охладиться на ветру. Она закрыла глаза и подставила лицо встречному потоку воздуха. Странным образом она напоминала Рамону Элен, и он обнаружил, что думает о ней и о детях. Он был так далеко, что было трудно представить, что они теперь в Англии, проживают в Польперро, забыв о его существовании. Анджела отличалась такой же прямолинейностью, свойственной только англичанам, и он понял, что, несмотря на все свои усилия, скучает без Элен.

Анджела приехала слишком поздно и опоздала на встречу.

— Боже, меня повесят, колесуют и четвертуют, — жаловалась она, раздраженно теребя свои часы.

— Вы не сможете изменить время, так что оставьте свои часы в покое, — сказал Рамон, сопровождая ее сквозь плотную толпу людей и усаживая в запыленное такси, за рулем которого сидел морщинистый старикан с маленькой серой обезьянкой на плече, игравшей миниатюрными фигурками пластиковых божков, свисавших с зеркала.

— Я понимаю. Все это так на меня не похоже, — плакалась она.

— Послушайте, это ведь Индия. Они прекрасно знают, что поезд опоздал — здесь ничего вовремя не происходит. Вы проведете свою встречу завтра. Одной из многих причин того, что я не могу работать на других, является то, что я не могу позволить кому бы то ни было контролировать, как я провожу свое время, — сообщил он.

— Тогда вы счастливчик! — воскликнула Анджела.

— Почему бы вам не организовать собственное дело? — предложил он.

— Для этого я слишком ленива и безответственна.

— Иногда быть безответственным очень забавно.

— Да, — она вздохнула и заметила, что он пристально на нее смотрит. — Полагаю, что вы собираетесь пригласить меня немного выпить?

— Если вы не против.

— Думаю, что мне просто необходимо слегка расслабиться.

— Отлично.

— Давайте отправимся в мой «невероятно очаровательный» отель, — предложила она и рассмеялась.

— Хорошая мысль. Я еще не думал, где остановлюсь.

— Чтобы посмотреть на приливы и отливы?

— Точно.

— Ладно, дорогой, считай, что тебя прибило к моему берегу, — сказала она, переходя на «ты», и положила свою ладонь на его руку. — Доверься мне.

Занятия любовью с Анджелой напомнили Рамону о его жене и об Эстелле. Ее британский акцент вызвал у него ностальгические воспоминания о последних нескольких днях, проведенных с Элен и детьми, а запах ее тела и вкус кожи только усилил ощущение утраты Эстеллы в связи с тем обстоятельством, что Эстелла была бесконечно слаще. В результате он был разочарован. С таким же успехом он мог провести время с лошадью, поскольку она скакала на нем с азартом и выносливостью профессионального жокея. Получив удовольствие, она сползла с него и заснула в манере, присущей в большей степени мужчинам. Он посмотрел на ее белую рябоватую кожу, спутанные волосы и осознал, что не желает больше ни минуты оставаться в ее постели. Он встал, оделся и ушел, не оставив на прощание даже записки.

Рамон вышел на улицу, окунувшись в душный ночной воздух. Рассвет уже начал потихоньку окрашивать небо золотом, а по крышам, гоняясь друг за другом, носились неугомонные обезьяны. Им овладела меланхолия. Неудачный любовный опыт всегда ухудшал его настроение, и сейчас он остро ощутил тоску по поэтической любви Эстеллы. Сидя под безбрежным пустынным небом, он вытащил из рюкзака ручку и бумагу, позаимствованные в гостиничной комнате Анджелы, и начал письмо к Федерике, но с таким расчетом, чтобы его прочитала Элен. Ему не хватало ее, что было странно, поскольку это чувство было покрыто многолетней пылью в силу своей невостребованности. Раньше он никогда по ней не скучал. Но теперь он тосковал по ее мысленному образу, хотя сама она уже ему не принадлежала. Он чувствовал, что не может просто «пережить» это, как делал раньше. Рамон невероятно скучал по прелестному личику Федерики. Он даже тосковал по Хэлу, к которому никогда по-настоящему не был привязан. Его базовый лагерь прекратил свое существование. Теперь у него уже не было дома, куда можно было возвращаться — хотя бы в мечтах.